Последние каникулы

В музыке ли было дело или в чем-то другом, более сложном, что недоступно для Фединого понимания, но родители развелись той же осенью. Так с музыкой, а заодно и с поселком на Ладоге, было покончено раз и навсегда. Но переезд с мамой в город, к сожалению, ничего не изменил в Федином характере. В школе любой из мальчишек, даже самый хилый, но обладавший хотя бы миллиграммом нахальства, мог в два счета расправиться с Опалевым.

Другой бы на месте Опалева то и дело проливал слезы и бегал жаловаться, но никто не припомнит случая, чтобы Федя хоть однажды рассказал о своих обидах учителям или матери. Он ясными глазами смотрел в будущее и верил, что со временем каждый поймет, сколь он терпеливый, не мстительный человек. И какой фантазер! Во всех своих фантазиях он был смелым и сильным: один выходил против десяти львов и пятнадцати тигров и мгновенно побеждал их; в темном переулке, заслышав крик о помощи, один бросался на пятерых вооруженных бандитов и ловко с ними расправлялся… Но в самый разгар его фантазии в буфете от проехавшей по улице машины брякала посуда или с табуретки на пол прыгала проснувшаяся кошка Соня, и Федя вздрагивал и бледнел от страха.

«Напора мне не хватает, — сокрушался Федя. — Где бы взять напор?..»

Оставалось надеяться, что когда-нибудь он все же обретет «напор». А желанная пора не наступала. И в четвертом классе, и в пятом… В шестом вообще жизни не стало: в класс, где учился Опалев, из другой школы перевелся Арик Александров, коренастый такой, сутулый, настоящий злодей. Рассказывали, что он мог наложить небольших булыжничков в мешок для спортивной обуви и треснуть любого по голове этим мешочком; рассказывали, что в кармане он носит кривое сапожное шило, и Федя однажды сам слышал, как он пригрозил здоровенному восьмикласснику: «Проткну трахею!»

Иногда во время уроков к школе подходили его «мальчики» с химкомбината, стояли на углу, курили. Арик ерзал за партой, выглядывал в окно и, стоило прозвенеть звонку, мчался на улицу и больше в тот день в школе не появлялся. Если добавить, что Арик был на два года старше Федора — он из-за болезни явился в первый класс на десятом году жизни — и что у него под носом уже росли хорошо заметные медно-красные усики, то можно и не говорить, что самым страшным человеком для Опалева стал именно он, Арик Александров!..

«Стал, но не остался!» — радостно думал теперь Опалев. Он закончил бег по залу и перешел на скакалку. Митько перед зеркалом имитировал боковые удары. Арик сидел рядом и восхищенно следил, как мягко делает уклоны и сайстепы его кумир. «Где же Виктор Кузьмич, пора бинтовать руки, а его нет…»

Бросив скакалку, Федор присел и сделал глубокий выдох. Затем перешел на легкий бой с тенью. И тут же увидел Виктора Кузьмича, тот подошел к нему, прикоснулся рукой к щеке:

— Слабовато, не согрелся. Подвигайся, поработай в темпе!

С приходом тренера Федор почувствовал себя легче — будто отворили окна и в зал хлынул свежий воздух…

…Федю Арик обнаружил мгновенно. В первый же день сентября он скинул с парты своего соседа Мишу Дранкова и позвал Федю. Заметив, что тот не решается, сдвинул брови: «Садись, карандаш!» Федя собрал портфель и послушно зашагал к Арику. Тот обнял его за шею: «Не бойсь, в обиду тебя никому не дам, оберегу от всякой нечисти, понял?!»

В тот же день Федя дважды ходил в буфет за пирожками с капустой для Арика. Назавтра — вычистил ему носовым платком башмаки. И пошло-поехало, пока не стало ясно, что Арик обзавелся личным слугой. Ему бы повежливей, поделикатней, но человек он был маловоспитанный, как все хозяева и слуговладельцы, а потому скоро совсем перестал считаться с Фединым самолюбием. Дошло до того, что он и карманы иногда проверял и отбирал последние деньги…

Федя переживал свою судьбу, плакал, приходя домой, а по утрам силой заставлял себя идти в школу… Будь у него отец, может быть, он рассказал бы ему о своей унизительной жизни, но отца не было, и даже летчик Славка еще не появился!..

— Бинтуй руки, — сказал Виктор Кузьмич.

В конце зала бинтовал руки Митько, возле него с перчатками в руках стоял тренер, высокий грузный человек в красном костюме. Озабоченный Арик что-то искал в сумке Митько.

«Что я прицепился к этому Арику, я о нем думаю больше, чем о сопернике? Пусть живет. Хорошо бы теперь вместо Митько — с Ариком на ринг, для смеха! Не положено, разные весовые категории, к тому же он не боксер… А тогда, в шестом, ему было положено?..»

— Почему не бинтуешь руки? — строго спросил Виктор Кузьмич. — Федор, соберись. Ты боишься Митько?

— Нет, молодость вспоминаю, — взглянул в глаза тренеру Опалев.

— Нашел время! Надо на бой настраиваться, а ты пустяками занят.

Федор тщательно обернул руки широкими эластическими бинтами, попробовал сжать кисти — выходило хорошо.

Арик наконец выудил из сумки темную коробочку, в которой лежала капа Митько, снял крышку и помчался в туалет набрать воды.

Федор подставил руки, и Виктор Кузьмич надел ему перчатки. Завязывая шнурки, он жестко говорил:

— Работай активно, больше левой. А правой — вразрез, когда он атакует!..