Последние каникулы, Шаровая молния

 Кузьмин зачастил в детскую клинику, стал регулярно бывать на обходах у Вадика (Андреева, заведующего детским отделением), стал кружить возле кроватки пятилетнего Олежки, присаживаясь в ногах у малыша, рассказывать ему стишата. Когда потеплело, сняв халат, Кузьмин гулял с Олежкой по улицам и раз даже свозил его на мультипрограмму в кино.

- Перестань! - говорил ему Вадик (они сдружились, выяснили, что окончили один и тот же институт, оба учились у Тишина, почти одновременно женились и обожают своих детей).- Не привыкай к нему.

- Брось! - отмахивался Кузьмин.- Не делай из больницы тюрьмы. У парнишки ни одной родной души поблизости нет, от вас он только боль терпит, хоть я ему отдушиной буду.

- Привыкать к такому больному опасно,- обронил однажды Вадик.

  К другим ребятам приезжали родители или приходили родственники, а Олежка ждал только приходов Кузьмина. Но встал вопрос о его выписке из клиники - обследование закончилось.

- С чем мы его отпустим? - спросил Вадик своих врачей ^и покосился на Кузьмина.

  Кузьмин вернулся домой, взял на руки маленькую свою нежность, свет-солнце Анюточку, и весь вечер играл с ней. ("Вот он, шанс, когда еще будет? Ну?" - закрыв глаза, спросил совета у Коломенской.)

- Папк, спой! - попросила Анюточка, устраиваясь у него на коленях и прикладывая ладошку к его щеке.

  Срываясь, на слезе беря высокие ноты, Кузьмин запел: "Спят усталые игрушки..." Он уложил ее в кроватку и, напрягаясь всей душой, попросил- у кого? - если что-нибудь... то со мной, а не с ней, со мной!

  Он пришел в кабинет Маньяка, выложил на стол свои материалы, ампулы с живой водой: "Вот!"

- Вы ведь у Коломенской работали, да? - щурясь, спросил Маньяк.

- Работал. Провалил ее "включения", слышали?

- К нам набивался один энтузиаст...-Кузьмин назвал фамилию Федора. - Этот самый. С вашей методикой.

- Ну, и что же вы?

- Шеф ему сказал: "Гусь свинье не товарищ!" - со смехом ответил Маньяк, обнаруживая осведомленность.- Он у нас чистюля. Пойдемте к нему?

 

  Последние дни Наташа с тревогой наблюдала за Кузьминым, а в этот вечер, поправляя сбившиеся подушки, не сдержалась:

  - Что с тобой делается-то?

- Новая дорога, Натк,- утыкаясь ей в шею носом, шепнул Кузьмин. - Длинная - ох, ноги собьешь!

- Господи, твоя воля! Когда же ты успокоишься? - Она обняла его, утешая, укрепляя, воздвигая.

 

  Олежка, слегка напуганный скоплением народа вокруг кровати, только поморщился, когда толстая игла скользнула в его вену. "Это большая капельница?- спросил он у Кузьмина, откидывая голову на подушке, чтобы видеть его лицо.- Что это, глюкоза?"- "Нет, профессор,- отозвался Вадик, нажимая ему на нос,-би-бип! Это такая водичка, живая". Маньяк теребил пуговицу на халате.

  Капельницу отсоединили. "Как ты себя чувствуешь?"- спросил Кузьмин.- "Нормально! Дядя Андрей, сыграем в шашки? Только чура! Не поддаваться!"

14