Последние Каролинги

Каноник Фортунат наклонился, жалобно охая, и извлек из тайника свое детище — пергаментную Хронику. Снял нагар со свечи и, оглянувшись на дверь, заскрипел старательным пером.

«По грехам нашим и новые испытания. Пришел Сигурд нечестивый, пришел он, услышав, что нету более Эвдуса, графа, коего страшился он пуще своих лжебогов. Явился он, когда урожай сняли и в закрома положили, ибо такова его, Сигурда, разбойничья повадка. Приступил он врасплох под стены Парижа, города славнейшего, и бежали перед ним благородный и простолюдин, воин и клирик. И гарь от пожаров и сквернь разорения вознеслись к небу, и небо молчало. И сказал тогда Гоццелин, добродетельный пастырь Парижа: да не увидят мои старые очи, как варвары пируют на Острове Франков. И взял он тяжкий меч в немощные руки и голову седую бранным шлемом покрыл…» Его знобило. Очаг чадит, а не греет. Протей, новый послушник, ленив, дров сухих не ищет. Прошлой осенью привезли его, жалкого, обезручевшего. Каноник долго выхаживал его настоями да примочками. Теперь бывший школяр ожил и вертится вокруг приора Балдуина… Что ж, у кого власть, у того и сила, а что Фортунат, жалкий старикашка? Все один за другим покинули его гнездо, не оглянулись — Эд незадачливый, за ним Роберт, Озрик…

Каноник с трудом поднялся, присел перед печкой, разбивая головешки. Гоццелин еще старше его, в Париже мечом махает, воюет, а у Фортуната даже на мелкие распри с приором нету сил!

— Во имя отца и сына и духа святого! — прокричал со двора бранчливый голос.

Легок на помине, тешитель беса! Прежде чем ответить «аминь», каноник поспешил убрать рукопись в тайник.

Балдуин вступил в келью, мелко крестя углы и стены. На всякий случай покрестил под лавкой. За ним следовал однорукий Протей.

— Ну что же, преподобнейший, — начал приор, усаживаясь и бесцеремонно перебирая предметы на аналое Фортуната, — не решились ли вы наконец вернуться в общий дормиторий? Там уютно, там и сухо…

Фортунат сделал отрицательный знак, следя за тем, как приор обнаруживает, что кончик пера у Фортуната еще мокр от чернил.

— Вчера они опять поселян принимали, — вставил Протей. — Снадобья раздавали, притчи говорили во утешение.

Каноник горестно помалкивал, надеясь: поиздеваются и уйдут.

— И кто знает, — поднял перст приор, — кто поручится, что снадобья его не от беса, а притчи не от лукавого?

И он встал и уверенно направился прямо к тайнику, достал сокровенную Хронику! Каноник вскрикнул, пытаясь выручить свое детище, но Протей его удержал здоровой рукой.

— Вот! — торжествовал приор Балдуин, потрясая трофеем. — Наш мудрейший канцлер Фульк учит — святая церковь должна быть уверена, что любое слово, как и ничтожнейшее деяние, согласуется с ее догматом. А как тут можно быть уверенным, если под покровом леса пишется летопись… Ну-ка, Протей, братец, читай!

Протей раскрыл, видимо, на заранее известной странице и прочел, подгнусавливая, как в школах предписывают цитировать опровергаемых еретиков. «Нет короля, а есть королишка, нет страны, а есть вертеп безначалия!» Приор в ужасе закрыл лицо, покачиваясь, как от зубной боли, О, если б вовремя не осенил его свет высшей бдительности! Надо тотчас же послать в Лаон, доставить туда мерзкое сочинение!

И тогда Фортунат, собрав силы, встал. Приор и Протей метнулись за аналой. Но он повернулся и шагнул за порог, туда, где во тьме ярилась метель. Не накинув каппы, босый, он брел по жгучему снегу и плакал, а приор и Протей, ошеломленные, шли позади.

— Не к проруби ль идет? — предположил Балдуин.

Но Фортунат, перейдя мостик, потонувший в сугробах, вошел в ворота монастыря. Метель его шатала, когда он брел мимо освещенных окон дормитория. Но он и туда не постучался, а подошел прямо к приземистому корпусу Забывайки.

— Что он задумал? — Приор подпрыгнул, устремляясь за ним.

Забывайка, куда еще прошлым летом ставили на холод сыры и сажали ослушников, теперь была окружена усиленной стражей. Прежде чем переполошившийся приор настиг Фортуната, тот отстранил от двери монаха с секирой и вошел внутрь.

— Он хочет его освободить! — ахнул приор, пытаясь поймать Фортуната за развевающуюся рясу.

В каменном полу Забывайки зияли три колодца. Четвертый был прикрыт дубовым кругом и заперт на замок. Балдуин тут же кинулся, чтобы убедиться, что замок цел.