Последние ласки

Я посасываю чипсину и с пугающей радостью предполагаю, что наступит время, когда мне придется начать пользоваться памперсами. В чипсине не остается соли, она постепенно размягчается и ломается. Ее консистенция напоминает мучнистые яблоки. Пакет шуршит, когда я достаю из него следующую чипсину и начинаю водить ею взад-вперед между губами.

В конечном счете человек просто должен принять себя самого.

МЕЧТЫ О БУДУЩЕМ

Однажды мама сказала, что я первая заведу парня. Помню, как меня успокоили ее слова. Элисабет нарочно уронила со стола стакан молока. Мама не обратила на это внимания и стала разговаривать со мной о будущем. О моем парне, который наверняка будет начальником, о моих детях, о моем доме с большой лужайкой.

— Хочешь собаку? — спросила мама.

Да, я бы хотела собаку, а Элисабет могла бы с ней гулять, добавила я. Моя сестра осталась очень довольна.

КАЧЕСТВА

Хавьер пишет, что не может уснуть.

После этого он ничего не пишет.

Мог бы вообще ничего не писать, если решил быть немногословным. И предсказуемым. Все знают, что пожилые спят много, но часто просыпаются. Кроме того, ему наверняка постоянно приходится ходить в туалет из-за увеличенной простаты.

Конечно, я об этом не говорю.

Половые органы у стариков — в этом нет никакой романтики. В любом случае, я стараюсь их себе не представлять. И я спрашиваю, может, ему приснился плохой сон? Он отвечает, что думает о спроектированной однажды пристройке. Проходя мимо нее время от времени, он испытывает отвращение. Теперь он лежит и досадует по поводу халтурной работы. А потом приписывает анекдот.

Совсем не смешной.

Но ни юмор, ни другие проявления шарма не относятся к качествам, которые я высоко ценю. Они проходят. Прежде чем я успеваю ответить что-нибудь вежливое, он присылает мне еще одно сообщение, в котором извиняется за неудачную шутку. Меня всегда приятно удивляет такая понятливость у мужчин. Где-то внутри я радуюсь. Вот как мало для этого надо.

СТЫД

Несколько лет назад в Париже произошла серия краж со взломом в жилищах стариков. Бандиты в основном грабили, крушили все подряд, а иногда избивали и насиловали. Непостижимо. В новостях пожилые люди рассказывали о вандалах. Два молодых парня. Они проникали в квартиры по-разному: выдавали себя за социальных работников или говорили, что пришли замерить электричество или поделиться религиозным откровением.

Самое сильное впечатление произвел случай с одной дамой — она пригласила этих парней в дом после того, как они сообщили ей, что пришли из школьной газеты взять у нее интервью о войне. И вот она стоит, избитая, и рассказывает в новостях, что поначалу обрадовалась возможности немного поболтать с кем-нибудь и подумала, что до сих пор может быть кому-то полезной. Потом она замолкает. На ее лице от эмоций не остается и следа.

— Нет, нет, — успевает сказать она перед тем, как из глаз ее начинают литься слезы.

Она мгновенно отворачивается.

А я отворачиваюсь от нее.

В последующие дни было очень тяжело. Я почти не могла дышать. Помню, как настороженно я относилась ко всем, кто пытался войти в мой дом, как боялась выходить на улицу, да, боялась до тошноты, и больше всего мне хотелось находиться здесь за запертыми дверьми. Я сидела на отодвинутом подальше от окна стуле и представляла себе тех молодых парней в спортивных костюмах. Они шли по тротуару пружинящей походкой, переполненные гормонами и душевными травмами.

ОКНА

Погода стоит неплохая. Я сижу на своем месте у окна и смотрю, как люди приходят и уходят. Вот так все и устроено, думаю я. Вот кто-то идет, а потом исчезает. Какой смысл заводить новых друзей, если они умирают до того, как мы успеваем толком познакомиться? Требуется немало усилий, чтобы вычистить черный костюм и отправиться на похороны, еще более предсказуемые, чем следующие.

Я бросаю несколько крошек вчерашнего багета голубям.

На пороге своего ресторана появляется Колин. Он машет мне. Я машу ему в ответ.

ЛЮСИЯ[1]

Помню, как мама изрезала на кусочки свое свадебное платье. Она рассказала всем, что сделала это потому, что мне предстояло стать Люсией. Я совершенно не хотела быть Люсией, ни в тот год, ни в какой-то другой, но мама, по ее выражению, любезно побеседовала с учителем. Больше в той процессии ничего примечательного не было. Она проследовала своим маршрутом со мной во главе, и все остались довольны. Даже отец. Во всех супружеских парах есть один дурак.

ПАРИКМАХЕР