Читаем Последние поэты империи полностью

Многим такое вйдение родины покажется космополи­тическим. Но ведь никто не просит понимать кузнецовские образы в примитивно-пространственном выражении. А вот перенести родину, как не раз и бывало, через столетия татарщины, через лихолетья Смутного времени, через ко­миссарство и интернационализм, через ельцинское про­клятое десятилетие и потом раскатать в новом времени, до­стигнуть нового могущества — это уже символика Юрия Кузнецова. Равнодушие поэта и его героев к событиям все­гда показное, с народной хитринкой. Он не отворачивает­ся от гримас времени, не чужд политики и всегда последо­вательно утверждает державность поэтического мышле­ния. Любая великая поэзия по Кузнецову — державная поэзия: «Голос государства слышали и Державин, и Пуш­кин, и Лермонтов, и Тютчев, и такие поэты в прозе, как Го­голь и Достоевский... Нам ли об этом забывать?.. В шуме водопада Державин слышал эпическую мощь государства. Лермонтов создал не только Печорина, но и Максима Максимовича. Но еще раньше Лермонтов писал: "Полков­ник наш рожден был хватом, / Слуга царю, отец солда­там..." "Слуга народа" — уточнил Михаил Исаковский, ав­тор великого стихотворения "Враги сожгли родную хату...". И поэт должен слышать голос державы. Ибо, по слову того же Блока, тот, кто прячется от этого голоса, разрушает и музыку бытия».

Поэтому он сам, добровольно — в период нынешнего поглощения видимого на поверхности литературного про­цесса фальшивыми либералами и любителями метафори­ческих пустот — ушел в мир национальной поэзии, игно­рируя и новейшее сетевое рапповство космополитических варваров виртуальной реальности, сетевое рабство мелкоскопических поэтиков и поэтессочек. Стал первым поэтом русской диаспоры внутри России. Но и в этом доброволь­ном заточении, не прельщаясь мнимой свободой и при­манками грантов Сороса и премий Букера, Юрий Кузне­цов, может быть, сделал свой высший шаг. И он уже не по­эт какого-то круга, и ему уже нет дела до примитивного за­говора молчания либеральствующих окололитературных лакеев. Пусть себе молчат. А он себе идет и идет. И его но­вый внутренний двигатель — это путь, заповеданный нам Христом. Ему по этому новому пути идти неимоверно труднее, чем другим, легко прыгающим из атеистического виршеплетства в неофитство кликушества. «Но горный лед мне сердце тяжелит. / Душа мятется, а рука парит». Олим­пийский ветер смирился перед Царством Небесным. Сми­римся и мы перед его поэтическим подвигом.

Отговорила моя золотая поэма.

Все остальное — и слепо, и глухо, и немо.

Боже! Я плачу и смерть отгоняю рукой.

Дай мне смиренную старость и мудрый покой.

(«Путь Христа», 2001)

2001

· * * *

ЭДУАРД ЛИМОНОВ

·  * * *

Дорогой Эдуард! На круги возвращаются люди

На свои на круги. И на кладбища где имена

Наших предков. К той потной мордве, к той Руси или чуди

Отмечая свой мясовый праздник — война!

Дорогой Эдуард! С нами грубая сила и храмы

Не одеть нас Европе в костюмчик смешной

И не втиснуть монгольско-славянские рамы

Под пижамы и не положить под стеной

Как другой океан неизвестный внизу созерцая

Первый раз. Открыватели старых тяжелых земель

Мы стоим — соискатели ада и рая

Обнимая Елену за плечики тонких качель

О Елена-Европа! Их женщин нагие коленки

Все, что виделось деду, прадеду — крестьянам, и мне

Потому глубоки мои раны от сказочной Ленки

Горячей и страшней тех что мог получить на войне

Я уже ничего не боюсь в этой жизни

Ничего — ни людей, ни машин, ни богов

И я весел как скиф. Хохоча громогласно на тризне

Хороня молодых. Я в восторге коль смерть прибрала

стариков!

Прибирай, убирай нашу горницу — мир благовонный

От усталых телес. От измученных глаз

А когда я умру — гадкий, подлый, безумный, влюбленный

Я оставлю одних — ненадежных, растерянных вас[16].

1978

Униженный эстет как герой народного бунта

Эдуард Вениаминович Лимонов (настоящая фамилия — Савенко) родился 22 февраля 1943 года в городе Дзержин­ске Горьковской области. Отец — офицер НКВД, во время Великой Отечественной войны уполномоченный по выявле­нию дезертиров в Марийской АССР, затем начальник клу­ба, начальник конвоя, политрук; увлекался музыкой и по­эзией, сына назвал в честь любимого поэта Эдуарда Баг­рицкого.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рецензии
Рецензии

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В пятый, девятый том вошли Рецензии 1863 — 1883 гг., из других редакций.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Критика / Проза / Русская классическая проза / Документальное