Юля сидела в постели и ждала, когда я ей объясню откуда у меня синяк в пол лица.
— Единственное, что я помню, так это то, как ты влепила мне пощечину. — Усмехнулся я, проходя к окну и оглядывая на улицу.
— Марин, после пощечины такого не может быть… Я не сильно же ударила…
— Значит, сильно. Пройдет, не забивай голову. — Присев на край кровати, я потер лицо руками и шумно выдохнул.
— Ну ты что? Из-за синяка так расстроился?
— Никак не могу проснуться. — Солгал я, чувствуя, как грудную клетку что-то сдавливает. — Давай прогуляемся. Хочу подышать свежим воздухом.
— Да! Блин… давай через час! Мне нужно съездить домой, переодеться. Но как только я приеду обратно, мы пойдем гулять! — Юля поцеловала меня в щеку и поспешила в гостиную, где оставила вчера свое платье. — Марин!? Я совсем забыла о тетрадке! Там под номером семь… ты написал, что хочешь вернуться домой.
«7. Вернуться домой (хотя бы на день).
Мне стало плохо. Я сдвинул брови и сжал пальцами переносицу. Когда я это писал, я гостил у бабушкиной сестры. Мама с бабушкой отправили меня туда только потому что думали, что так будет легче пережить смерть отца. Это всего лишь эмоции. За столько лет впервые я поддался им, и почему? Только потому что доверился кому-то. Нужно держать себя в руках. Я мужчина. Стержень. Как говорил отец: «Скрипи зубами, но не показывай, что тебе больно! Эти ублюдки видят, что ты сильный, но хотят внушить тебе обратное! Будь выше этого! В нашей семье — нет трусов! Понял, сынок?»
— Что случилось? Ты сам не свой… — Юля бросила платье на кровать, села рядом со мной и нежно провела рукой по моим волосам. — Ну же… расскажи мне, что случилось? Дело во мне?
— Не думай о том, что дело может быть в тебе. Просто плохой сон…
— Я знаю тебя не первый день, и могу понять, когда ты врешь мне, а когда говоришь правду.
Шумно выдохнув, я долго не знал с чего начать, но я хотел высказаться. Я начал рассказывать ей о своём детстве, о родителях, о бабушке, о своих неудачах, потерях, работе. Все мне давалось сложно. Я был закрытым, и каждое сказанное слово, камнем сваливалось с души. Юля держала меня за руку и внимательно смотрела на меня. В ее глазах я мог прочесть сожаление, страх, в каких-то местах ужас и жалость. Я продолжал ей рассказывать все до тех пор, пока не увидел, как по ее щекам покатились слезы. Мне стало страшно. Что творилось в ее голове? Почему она заплакала? Но стоило ей обнять меня, и все вопросы тут же исчезли.
— Ненавижу всех и каждого, кто когда-либо обидел тебя… — прошептала она. — Никому не позволю обидеть тебя снова! Только…
— Не стоит об этом…
— Ты стал закрытым из-за НИХ! Из-за всех, кто тебя обижал! Но это неправильно… людям можно доверять. Не всем, но можно. Вот смотри: мне можно доверять, соседи у тебя отзывчивые и котик у них милый, им тоже можно, Петрикову — можно. Да, я поняла, что в детстве у вас были проблемы, но ты видел, как трепетно он к тебе относился в больнице? Да, его мать — еще та… неприятная особа, но она просто все свои эмоции перевела в агрессию!
Она провела руками по плечам и вздохнула, после чего села удобнее и взглянула в окно.
— Знаешь, я все же завидую тебе…
— Что? — удивился я, на что она грустно улыбнулась.
— Мне было пять, когда отец начал заниматься издательством, а мама открыла салон. Времени на меня у них не было. Меня воспитывала бабушка, а родители каждый раз отвлекали меня игрушками, чтобы я не возмущалась. Однажды на Новый год, мы с бабушкой приготовили стол, ждали маму с папой, а они лишь отправили мне в подарок дорогую куклу, а сами остались на своих работах. У меня было все о чем я только могла мечтать, но… семьи как таковой не было. Мы не были дружными, а сейчас… вообще. Все, что не касается издательства — папу не интересует, а маму вообще нельзя застать дома. Эрик растет с бабушкой, как и я когда-то. И я очень боюсь, что он вырастет озлобленным.
— Озлобленным?
— Да… ребенок должен быть желанным.
— А разве он не…
— Когда мама узнала, что беременна, она сказала: «Ну получилось и получилось». Боюсь, что со мной было так же. Ладно, не будем о грустном больше! — она поднялась с постели и взглянула на время. — Я сейчас домой и к тебе, а потом мы поедем куда-нибудь, по-о-обедаем и… нужно вернуться к твоей тетрадке желаний!
Она при мне же сняла с себя футболку и принялась натягивать платье. Подойдя ко мне, Юля повернулась спиной и, собрав волосы, попросила застегнуть молнию. Это было не сложно, но воспоминания того, как я расстегивал платье приятно грели что-то внутри.
— Я быстро! Жди меня и не перебивай аппетит чаем.
Она уехала, а я снова остался один. Это стало немного непривычным, но Юля ведь обещала вернуться.
В четырнадцать лет я был обязан стать опорой для своей семьи. Я морально себя подготавливал к этому весь день, пока бабушка куда-то поехала, а мама после двух уколов успокоительного спала.