Мы управились за час. Разговаривали о чем-то, не задевая личные темы, которые волновали меня куда больше, чем бесполезные покупки, платье не того размера и то, что интересовало Юлю. С каждым новым рассказом я все больше понимал насколько мы разные, и задавался вопросом: «Почему она все равно здесь?». А что если эта девчонка не понимает до конца, что я болен? Что если она думает, что я обманываю? Она же все переводит в шутку… так же, как и я в каких-то моментах, но я же — совсем другое дело. Я не веду себя, как взрослый мужчина. Чем больше времени я провожу с ней, тем больше похожу на глупого подростка, который не может управлять собой.
Нахмурившись я взглянул на Юлю, листающую каналы и прошел к окну. Ну что же я делаю не так? Если б я только знал, то все бы исправил. Обязательно исправил бы, и не стал так поступать, но иначе не получается.
В то время как мои одноклассники вовсю обжимали девчонок в школе, я читал книжки и мечтал о большем. Все мои мысли были забиты сюжетами, которые я писал с особым удовольствием, а воскресные рассказы, выходившие в местной газете были всего лишь набросками, которые я успевал написать с понедельника по четверг. В пятницу бабушка или мама относили их в местную типографию, где меня печатали в газете под псевдонимом Мартин Вейр. Гордость разрывала изнутри, когда я слышал, что одноклассники на переменах обсуждали мои рассказы, пусть и не зная о том, что написал все только я. Они бы все равно не поверили. Не любили меня по-прежнему, да я и не переживал по этому поводу. Я усердно шел к своей мечте.
Мне было почти семнадцать. Десятый класс. Я также писал рассказы на переменах, пока все были в буфете. Но как на зло к нам определили молодую практикантку — Елену Юрьевну. Худая, темноволосая с огромными медовыми глазами и приятным голосом сразу же поразила всех парней. Ох, если б она только слышала, как ее обсуждали все: учителя завидовали ее молодости и уму, так же как и мои одноклассники завидовали мне, а ученики представляли ее в самых грязных фантазиях, которые не стеснялись озвучивать в коридорах школы. Но, наверное, ей было все равно, потому как она будто бы ничего не замечала.
Однажды, задержавшись после физкультуры я пришёл чуть позже в кабинет и увидел Лену плачущей. Она стояла оперевшись на первую парту, ее плечи подрагивали, но всхлипы были еле слышны.
— Что случилось? — спросил я, чем напугал ее.
Она обернулась, растирая слезы по щекам, затем попыталась ответить на мой вопрос, но не смогла. Закрыла лицо руками, как маленькая девочка и заплакала еще громче. Что мне оставалось? Я закрыл дверь в кабинет на ключ и подошел ближе, не зная, как себя вести. Да если бы не я, она просто бы поплакала и пришла в себя, а тут… ей еще придется и отчитываться передо мной.
— Снова эти старые клуши сказали, что ты что-то неправильно делаешь? — тихо спросил я, присев рядом с ней.
Лена убрала руки от лица, негромко всхлипнула и, поправив волосы, взглянула на меня с каким-то подозрением.
— Откуда ты знаешь, что мне что-то кто-то сказал?
— Люди не плачут без повода.
— Ммм… — она кивнула, глубоко вздохнула и вновь растерянно взглянула на меня. — Прости, я не знаю кто ты… не запомнила еще всех.
— Марин… с вон той парты, — кивнул на последнюю и чуть улыбнулся, видя, как она проследила за моим кивком.
— А, о… а я думала, что ты неразговорчивый.
— Я тоже много чего о тебе думал, — усмехнулся я, но увидев, как ее лицо вновь меняется, а на глазах выступают слезы, поспешил добавить, — я о стойкости говорил. Просто… ты уже сколько тут работаешь, и только сейчас я увидел, что ты не справляешься.
— Я справляюсь! — нахмурилась она, и шумно выдохнула. — И это… не повод разговаривать со мной так. И вообще, что ты пристал?
— Я не пристал, просто думал, что… — мой взгляд упал на ее ноги, по капроновым колготкам шла жирная стрелка, и я поспешил отвести взгляд. — Прости, просто думал, что что-то случилось, а это… извини…те.
Обычные женские штучки, из-за которых и правда не стоило так рыдать, но видимо это было слишком… важно для молодой девушки. В тот день мы больше не разговаривали, даже на уроке Елена Юрьевна не смотрела в мою сторону. Вечером того же дня я написал рассказ о чужой неблагодарности и людском непонимании. Я написал про то, как парень спас волчицу из капкана, но когда это сделал, она его укусила… чтобы он тоже почувствовал ее боль. Никакой благодарности…
Прошла неделя с того момента. Я все также ходил в школу, писал. В то день, когда все ушли в буфет, я сидел за партой и писал в блокнот новую историю, когда услышал, что в кабинет кто-то зашел. Нужно было дописать до точки и убрать блокнот, но вдруг передо мной оказалась газета, в которой публиковали те самые рассказы. Вздрогнув, я поднял голову и увидел Лену Юрьевну. Она стояла надо мной и чего-то ждала. Шумно вздохнув, я вытянул свой блокнот из-под газеты, убрал в портфель, затем вновь взглянул на Лену.
— Ну что? — не выдержал я. — Я газет не видел? Или домашку не сделал?
— Это ведь ты написал? — негромко произнесла она, отчего у меня на лице появилась улыбка.