Последние войны

Парень стал отводить Сергея чуть в сторону, чтобы работодателя не перехватили конкуренты. Он сказал, что зовут его Абдул Мунир, но для краткости к нему можно обращаться просто Муни. Уже это говорило о том, что парень хоть немного знаком с русской действительность. Муни сказал, что ему двадцать четыре года и дальше поведал длинную историю о своей трудной судьбе – в то время, когда в Афганистане находился ограниченный контингент советских войск, его вместе с большой группой афганских детей вывезли в Советский союз. В Таджикистане он получил среднее образование, потом учился на телевизионного мастера, а, затем устроился в Душанбе на работу.

– А что в Душанбе не остался? – спросил его Сергей.

Выходцы из Афганистана не плохо могли устроиться в бывших среднеазиатских республиках СССР, язык то был схожим.

– Плохо, что Советский Союз развалился, – грустно сказал Муни, этой фразой он записал на свой счет еще несколько баллов, – не стало Союза, не стало работы. Пришлось возвращаться.

Он замолчал, вероятно, вспоминая при каких обстоятельствах его выгнали на родину, но похоже рассказывать об этом он не хотел, как и о том, когда он вернулся в Афганистан, где тут обретался и что делал. Муни уставился на Сергея, ожидая что же тот ему ответит. Наверняка, каждый, кто владел здесь русским, когда-то изучал его в Советском Союзе и на этой площади отыщешь и бывшего стоматолога, и поэта, а то и космонавта, проходившего подготовку к полету на станцию «Мир» в Звездном городке. Но в космос полетел только один афганец, а с развалом Советского Союза – афганские космонавты стали никому не нужны, если уж российские с трудом находили себе работу.

Космонавт в качестве переводчика был, конечно, предпочтительнее, нежели телемастер, но и он подойдет, пусть он и не владеет в совершенстве русским. Сергею ведь главное было понимать общий смысл того, что будут ему говорить люди, которых он намеревается опросить во время съемок. Да и не плохо было бы помочь этому парню немного подзаработать.

– Ладно, – сказал Сергей, – мы тебя берем. Сколько хочешь денег в день?

– Долларами? – спросил Муни.

– Хочешь – афгани дадим, – предложил Сергей.

Внутри страны ходили две местные валюты – одна государственные афгани, а другая называлась дустумовки, получившие такое прозвище в честь генерала Дустума. Внешне они были очень похожи. Но дустумовки были менее ценными и в обмен их давали побольше.

– А доллары можно? – спросил Муни.

– Может, рублями возьмешь? – пошутил Сергей. У него просто не было с собой столько российских денег, сколько придется платить переводчику.

Отказываться от рублей Муни не стал, посчитав, что таким ответом нанесет оскорбление Сергею, и вновь попросил платить ему в долларах. Сколько стоят услуги переводчика он знал, и назвал сумму чуть большую той, на которую настроился Сергей. Ему не составило никакого труда сбить цену, потом они ударили по рукам, заключая, таким образом, договор совсем как русские купцы, которые верят не бумажкам, а на слово.

– Так, что можешь нам предложить для съемок? – спросил он у Муни.

Каждый из переводчиков, набивая себе цену, утверждал, что только он может провести съемочную группу до самой первой линии обороны. Муни пошел по этому же пути, а Сергей на эту уловку повелся и согласился ехать, предвкушая, что удастся создать очень интересный репортаж, который в Москве все будут смотреть, затаив дыхание. Муни был менее ценным кадром, нежели любитель Есенина, у него ведь не было машины, но раздобыть древара с машиной было еще проще, чем переводчика. На ходу здесь в основном были «Тойоты», «Датсуны» и «Нисаны», все с правым рулем, совсем как на Дальнем востоке России и вплоть до Уральских гор. Афганистан был превосходной мусорной свалкой, куда японцы разными путями сплавляли свои старые машины. Попадали они сюда через Пакистан, где чувствовалось тяжелое наследие британских колонизаторов, и движение на дорогах было левосторонним.

Афганцы, независимо от фирмы производителя, называли свои машины «Дог сан». Собачье солнце – по-английски, а уж на местном и не понятно, как это словосочетание переводилось.

К первой линии обороны поехали в тот же день. Редакция начинала требовать сюжеты. Но когда наконец-то добрались до этой линии, то встретили там несколько групп своих коллег. Те что-то вяло снимали, а, увидев вновь прибывших, засмеялись.

– Что вам тоже сказали, что это первая линия?

– Ага, – сказал Сергей, понимая, что его облапошили, вернее сказать, переводчик чуть преувеличил свои возможности, – милейший, что же это ты нам говорил, что сюда никто доехать кроме тебя не сможет, – подозвал Сергей переводчика, – а вот это что такое? – и он махнул рукой в сторону трех русских операторов, бродивших между окопами.

– Эх, – развел руками переводчик, пытаясь состроить удивленную гримасу на лице, – сам ничего понять не могу. Только вчера это была первая линия обороны, а теперь, выходит, вторая.

– Или третья?

– Все может быть. Наши войска очень быстро наступают на талибов. Скоро будем в Кабуле, – заулыбался Муни.