Потом всем снова стало весело. Играла старинная музыка, велись спокойные мирные беседы, на полу выстраивался ряд пустых бутылок. Голд в основном беседовал с Альбертом и после ужина ушёл с ним вглубь гостиной, разговаривая о политике и экономике, а ещё о науке — всё, чем жил его сын, и чем отчасти он сам был занят. Крис гладил пса и что-то смотрел на своём планшете. Коль и Роланд тихо перешептывались, уютно устроившись на диване. Она смотрела на него влюблёнными восторженными глазами, а он на неё — с искренним интересом и участием, и нежностью, которую он зачем-то старался тщательно скрывать. Роланд стеснялся проявления своих чувств при посторонних и смущённо отвечал на её короткие поцелуи. А женщина, которую Голд сам с превеликим удовольствием бы обнял, смешно танцевала с Адамом. Кому-кому, а этим двоим было лучше всех! Капелька веселья нужна в жизни, и на счастье, именно за эту малость цепляется разум, именно её хранит в памяти.
Голд поднялся, чтобы налить себе немного виски, совсем чуть-чуть на сон грядущий, и вновь ощутил боль. Всё прошло так же быстро, как и началось, и он порадовался возможности скрыть это.
— Отсидел, — с улыбкой ответил он на вопросительный взгляд Белль. — Затекла.
С бутылкой он вернулся назад к Альберту и предложил и ему.
— Нет, — отказался Ал. — Я и так уже перебрал. Ещё посижу минут десять и спать.
— А я уже, — зевнул Крис. — Всем доброй ночи.
— И мы пойдём, — Коль потянулась всем телом, демонстрируя, как сильно устала. — Спокойной ночи, папа.
Она подошла к нему и поцеловала в щеку, получила такой же поцелуй и объятия в ответ.
— Добрых снов, моя девочка, — сказал Голд, недовольно выпуская её руку из своей. — И тебе, Роланд.
— Добрых снов, мистер Голд.
Роланд дружески сжал его плечо, а затем они ушли спать в комнату Коль. Потом и Альберт ушёл. И окончательно вымотанная Белль. Остался только Адам, который и разделил с ним последний стаканчик виски.
— Папа, хотел спросить.
— Да, сынок, — разрешил Голд, — спрашивай.
— Ты в порядке?
— Разумеется.
— Я знаю про боли, — Адам посмотрел отцу прямо в глаза.
— Белль…
— Не она. Сам заметил, — сказал Адам. — Я беспокоюсь о тебе.
Это немного разозлило Голда. Он злился не на сына, и даже не на самого себя. Скорее, на Вселенную, отчего его злоба была особенно горькой и пустой.
— Он беспокоится обо мне! Совершенно незачем! — он засмеялся не по-доброму. — Тебе нужно думать о себе, Адам. И о себе беспокоиться.
— Незачем злиться.
— Давай прекратим, — попросил Румпельштильцхен, справившись со своими эмоциями.
— Как пожелаешь. Но проблема никуда не уйдёт, — Адам считал, что имеет право знать. — Какую цену за магию ты заплатил?
— Я стал слабее, — ответил Голд. — Это всё, что я пока знаю.
Ему самому ещё трудно было с этим разобраться.
— Я думал, что на пределе возможностей можно стать только сильнее.
— А от большой кровопотери можно умереть, — цинично отметил Голд. — Со мной произошло что-то вроде. Но я не то, что нужно чинить.
— Не всё можно починить, — согласился Адам, — Некоторые вещи ломаются раз и навсегда.
С минуту они молчали, глядя друг на друга и одновременно сквозь.
— Я верю, что всё возможно, — вздохнул Голд. — Вот, возьми.
Он снял часы со своего запястья и протянул сыну. Когда-то давно он купил их за ничтожные деньги по сравнению с тем, сколько они по-настоящему стоили, и с трудом починил. Некоторые детали он разыскивал месяцами, но это того стоило, потому что он стал хозяином самого точного и надёжного механизма.
— Что? — Адам отказался от неожиданного подарка. — Мне не нужны твои часы.
— Это не столько часы, сколько символ. Постепенно починить можно всё, — сказал Голд. — Раны затягиваются, а детали для сломанных механизмов где-нибудь да находятся. Всё, что нужно, — один хороший шанс.
— Всем нам нужен один хороший шанс, — Адам взял часы и задумчиво взглянул на чёрный циферблат и четыре маленьких золотых стрелки. — Просто я не хочу, чтобы за мой хороший шанс кто-то платил.
— Адам, пойми одну вещь: твой хороший шанс — мой хороший шанс, — вкрадчиво сказал Голд. — Я бы ещё не то отдал.
Адам сделал глубокий вдох, снял очки и потёр уставшие глаза. Затем он встал, чтобы уйти, хоть и не хотел. Однако так было правильно. И вовремя: на сегодня они достаточно открылись друг другу.
— Спокойной ночи, папа, — попрощался Адам. — Спасибо за всё.
- Да-да, — коротко отозвался Голд. — Спокойной.
Благодарность Адама была ему неприятна, потому что он до сих пор не мог смириться со своим бессилием и отсутствием возможности обратить необратимое.
Ему было грустно и в то же время хорошо. Он смотрел на рождественское дерево, украшенное маленькими огоньками и бумажными шарами, которые сделал Крис, и думал, что это и значит быть «обычным человеком». В ту самую минуту Голд решился рискнуть и ещё немного ослабить магическую поддержку, стать ещё более «обычным». За своими размышлениями он не заметил, как Белль вернулась.
— Румпель? — сонно спросила жена. — Ты долго ещё собираешься тут сидеть?
— Некоторое время.
— Пойдём спать.
— Белль, иди, — отмахнулся он. — Я сейчас приду.
— Не верю.