Последний амулет Блаватской

Я делаю пометку на полях. В моем деле слишком много младенцев. Моя рука начинает невольно рисовать пухлощекого купидона. До меня доносится голос Софьи Станиславовны:

– Вы меня слышите, милейший Богуслав Адамович?

– Да, – отвечаю я и с шумом захлопываю блокнот. Кажется, у меня прорезались задатки художника. Наверное, я пошел не по той стезе… А то сейчас был бы уважаемым художником, выставлялся, рисовал придворных и королей.

– Вы немного рассеянны. А вот и ваш чай.

Молодая особа в чепце принесла мне чай. Я принял чашку из ее рук.

– Благодарю вас.

– Это дитя смотрело то на меня, то на корабль. «Вы ведь моя соотечественница, не правда ли?» – раздался серебристый голос.

Я был готов и сам пустить слезу, ей-богу. Моя рука снова потянулась к карандашу. Мне захотелось нарисовать второго купидона.

– Я ответила, что да. – Софья Станиславовна смотрела не на меня, а в сторону, словно воскрешая картины былого. – Далее она спросила меня: «Вы поплывете на том корабле?»

– Какая проницательность! – воскликнул я.

Софья Станиславовна посмотрела на меня с некоторым подозрением.

– Я поняла, что у этой девушки какая-то трагическая история. Мне захотелось ей помочь. Она смотрела на меня ангельскими темно-голубыми глазами.

Я и не заметил, как моя рука открыла блокнот и через несколько секунд возникла голова еще одного купидона. Скоро у меня будет целое царство купидонов.

– Она сказала, что хочет тоже уплыть в Константинополь. Но у нее нет денег, и она не знает, как туда попасть… Я сказала, что нуждаюсь в компаньонке и с радостью ее возьму. Тем более что у меня был уже опыт путешествия с одной весьма решительной русской девушкой.

– Как ее звали, – насторожился я. – Эту решительную русскую девушку?

– Я надеюсь на вашу порядочность истинного поляка и патриота…

Я заверил ее, что все будет в полном порядке, на мое молчание и воспитанность она всегда может положиться.

– Это имя прогремит в веках. Елена Блаватская.

– Мой начальник, кажется, знал ее деда, Петра Фадеева, наместника на Кавказе. Так ведь?

– Да, это так… мадемуазель Блаватская путешествовала со мной. Я обучила ее многому: она, с ее пылким воображением, очень благоприятно восприняла всю ученую мудрость египтян, сенжерменство. Все легло на душу Лели. Так я ее называла. Она еще удивит мир. Я верю в нее.

А теперь у меня была Мари. Я взяла ее… и стала обучать тому, что знала сама. Она была совсем не похожа на Лелю Блаватскую – более мягкая, женственная. Характер твердый, но все же более гибкий. Прелестная девушка. Чем-то она напоминала мне меня в молодые годы. Бог не дал мне детей, был мальчик, но он рано умер. В два годика… – вдруг прямо и просто сказала графиня Киселева. – И я привязалась к этим девушкам. Сначала к Леле, потом к Мари. Они были мне не просто компаньонками, а почти моими воспитанницами…

Наверное, она хотела сказать, что они в чем-то заменили ей дочерей, которых у нее не было, но остановилась, и эти слова так и не были произнесены. Но они угадывались…

– Моя жизнь была такой бурной и беспокойной, – вдруг начала она. – Я ведь знала еще Пушкина.

Купидоны были оставлены, теперь я рисовал нашего поэта. Я называл Пушкина нашим поэтом. Несмотря на свою польскую кровь, я считал себя русским. И Пушкина очень любил.

– Мне кажется, что я только закрою глаза, и передо мной встает бал в Петербурге, где я увидела Александра. Он был таким живым, таким мечтательным, мгновенно воспламенялся. Его стихи… они как бы рождались ниоткуда, из воздуха, ветра, огня… Я ведь была первой, кто рассказал ему эту прелестную легенду о Бахчисарайском фонтане… Но вернемся в наши дни. Сейчас я не знаю, где Мария.

– Что вы можете сказать о ней?

– У нее своя дорога, – сказала Киселева с затаенной грустью. – У каждого из нас свой путь, и мешать ему земные люди не в состоянии. Только Божье провидение может изменить начертанное на небесах.

– Я понимаю вас, – склонив набок голову, сказал я. – Но у меня задание, которое я должен выполнить.

– Оставьте его. Займитесь другим, более приличествующим вам делом.

– Я люблю свою работу.

Я не мог сказать, что деньги, которые мне выплачивали, являлись существенным аргументом для продолжения поисков.

– Вам хорошо платят? – проницательно спросила Софья Станиславовна.

– Неплохо.

– А если я заплачу вам больше?

– Я не могу, графиня… дело чести. Не искушайте. Я человек слова и не собираюсь его нарушать.

– Жаль! – Вздох слетел с уст графини. – Очень жаль. А что вы сделаете, если найдете Марию? – И она с любопытством посмотрела на меня. В ее глазах загорелись странные огоньки.

– Расскажу ей, что и как, возьму письменное объяснение. И… все. Я не собираюсь ее силой возвращать куда-либо. Поймите, мадам. Я не насильник, а всего лишь частный сыщик и действую в интересах своего заказчика. С моей стороны Марии ничего не угрожает, будьте спокойны на этот счет.

– Я понимаю… Значит, вы твердо намерены ее найти?

– Да.

Она посмотрела на часы.

– Тогда вам следует поторопиться.

– Что вы имеете в виду, графиня?