Последний атаман Ермака

– Правь к берегу, – тихо велел Матвей, казаки на веслах повернули струг вправо, и судно мягко ткнулось носом в песок, который узкой полосой в две сажени, не более, лежал между обрывом и водой. Прочие струги, плотно друг к другу, встали за поваленной ивой, мощные корни которой одним боком держались за груду упавшей земли, а другой частью, переплетясь, тянулись вверх, словно желто-серые щупальца невиданного водяного чудовища. Без особого приказа казаки, оставив на стругах по два человека для охраны, молча потянулись к обрыву, вслед за атаманом в удобном месте поднялись вверх. Здесь плотной стеной, словно столпившись перед страхом упасть с обрыва, стояли вековые деревья-великаны, а у их ног грудились молодые деревца, вытягиваясь тонкими стволами вверх, в надежде подняться к живительному солнцу, лучи которого с трудом, даже в ясные дни, пробивались вниз, к земле и траве.

Лесом шли молча, сторожко, стараясь идти след в след, чтобы под ногами не хрустели невидимые в густой траве упавшие сухие ветки. Тимоха Приемыш и в самом деле шел впереди казацких сотен. Сильными ударами тяжелой персидской сабли с утолщением на конце он ловко и бесшумно срубал встречные ветки и поросль, чтобы не мешали идти остальным. Ортюха шел рядом и молча про себя считал шаги, по которым можно было хотя бы приблизительно прикинуть расстояние, пройденное от берега. Когда досчитал до пятисот, остановил Тимоху, повернулся к Матвею Мещеряку.

– Минули окоп с крымцами, можно сворачивать и идти к опушке. Думаю, мы невдалеке от нее, я все время прислушивался к ночному шуму из ногайского стана – конское ржание нет-нет да и долетало оттуда с попутным ветром.

«Ну вот, Марфуша, скоро и сеча… Молись за меня, чтоб живу воротился к дому!» – мысленно обратился к любимой жене Матвей, покрутил затекшими от полусогнутой ходьбы плечами.

– Пошли, братцы. По ходу разберитесь по своим сотням, двумя рядами друг за дружкой выйдем из леса, – сказал Матвей и пошел впереди. Справа от него шагал Ортюха, то и дело наклоняясь головой под встречными ветками, где другие проходили свободно, не задевая даже высокими бараньими шапками. Слева тяжело ступал низкорослый широченный в плечах Тимоха, склонив вперед крупную голову. Глянув на него, Матвей улыбнулся, про себя отметив, что верный друг похож на разъяренного быка, который перед схваткой с противником роет землю не только копытами, но и могучими крутыми рогами.

Вышли к опушке леса: впереди на холмистой степной равнине в полуверсте горели сторожевые костры, возле которых сидели караульные воины. Чуть правее горело десятка два костров, разведенных не кучно, а длинной цепочкой.

– Там татарские стрельцы, – догадался Матвей. – А около них в охранении, видел я днем, не менее сотни лучников. – И пояснил есаулам: – Идем двумя рядами. Ты, Ортюха, справа, тебе с казаками нападать на крымцев первым, как только мы окажемся между основным станом князь-хана Араслана и окопом. Тебе, Тимоха, отделить полста казаков в помощь Ортюхе, а остальных повернуть лицом к ногайскому стану, чтобы по сполоху оттуда не ударили нам в спину ногайская подмога. Единым махом вся орда не поднимется, а вот от ближних костров караульщики, соединясь до сотни человек, могут подоспеть к сече. Так твоим казакам встретить их пищальным боем и, коль дело дойдет, то и саблями. Я буду между вами, чтоб видеть все и в случае нужды подать команду. Уяснили, братцы?

– Сделаем, атаман, – строго ответил Ортюха Болдырев. – Хоть по одной шкурке, да снимем с татарских баранчиков, чтобы помнили казацкие сабли! Ишь, под Москву идти теперь их боязнь берет, так крымцы к Урусу подались в помощники, думают, тут им пива наварили дармового! Не-ет, супостаты, кончилось время, когда вы поговаривали, что вам, татарам, все отдается даром! Ныне так отдарим вас, что и внуки помнить будут!

– Добре сказал, Ортюха, будь по сему! – коротко обронил Тимоха и потряс тяжелой саблей.

– Тогда ползком, ужами, двинемся друг за дружкой! Надо незамеченными оказаться между станами… То наше счастье, что этим летом бурьян поднялся коню под брюхо! Пошли, казаки! – И Матвей первым лег на живот и с пищалью за спиной ловко пополз в сторону костров. За ним, приминая степное разнотравье, тихо бранясь, когда натыкались на колючий чертополох, двумя длинными бесшумными, змеями, поползли казацкие сотни, ведомые бывалыми есаулами. От прохладной росы, которая успела уже выпасть на траву, руки и кафтаны скоро стали влажными, но это не смущало казаков: роса – не пролитая кровь, от нее вреда немного.