Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера

Башевис-Зингер втайне мечтал об этой минуте больше десяти лет — с того времени, как Нобелевский комитет включил его в список потенциальных кандидатов на получение этой премии. И все эти годы он скрывал страстное желание стать Нобелевским лауреатом под все той же маской литературного аскета, равнодушного к каким-либо наградам, — так, во всяком случае, считает сын писателя Исраэль Замир.

В своей книге «Мой отец, Башевис-Зингер» Замир вспоминает, как сразу после присуждения Нобелевской премии писавшему на иврите израильскому писателю Шаю Агнону Зингера попросили дать интервью о том, как он относится к этому событию.

— Я от всей души желаю старому еврейскому писателю новых творческих успехов и долгих лет жизни, — ответил Башевис-Зингер.

— Но не кажется ли вам, что присуждение Нобелевской премии Агнону значительно понижает ваши шансы на получение этой награды? — задал дотошный журналист следующий вопрос.

Зингер в ответ только повел плечом.

— Видите ли, мои любимые писатели — Гоголь, Толстой, Достоевский, Чехов, Гамсун и другие также не были удостоены этой премии, — заметил он. — Настоящие писатели вообще пишут отнюдь не для того, чтобы получить какую-либо премию. Творчество для них — это насущная необходимость, нечто, без чего они просто не могут жить.

Однако от Замира не укрылась та тень, которая пробежала по лицу отца в минуты, когда он давал это интервью, и, дождавшись ухода журналиста, он продолжил этот разговор.

— И все-таки, скажи честно, ты ведь не распрощался с надеждой получить эту премию? — сказал он. — Как-никак книги лауреатов Нобелевской премии выходят огромными тиражами и переводятся на десятки языков. Разве тебе не хочется, чтобы тебя читали во всем мире?!

— Конечно, мне крайне важно, чтобы мои книги выходили во всем мире, — ответил Зингер. — Но даже если бы я знал, что их никогда не прочтет ни один человек, я бы все равно продолжал писать.

Однако Зингер, вне сомнения, продолжал жить надеждой на присуждение ему Нобелевской премии. В 1977 году, поздравляя с это наградой Сола Беллоу, он в разговоре с ним не без грусти заметил, что его шансы стать лауреатом с каждым годом становятся все более призрачными.

И вдруг этот утренний звонок, и лицо Эльмы, сиящее от счастья ярче стоящего над Майами солнца…

Едва подойдя к дверям своей квартиры, Зингеры услышали, как за дверью надрывается телефон, и с этой минуты и вплоть до глубокой ночи они уже не отходили от аппарата. Звонки с поздравлениями от друзей, родственников и читателей следовали один за другим. Звонили со всех концов Соединенных Штатов, из Канады, Аргентины, Чили, Франции, Израиля…

Восхищенные возгласы давних почитателей его таланта сменяли умоляющие голоса редакторов газет и телеканалов с просьбой как можно быстрее назначить встречу для интервью. А так как речь шла зачастую о ведущих изданиях страны, отказать им Башевис-Зингер чувствовал себя просто не вправе.

Словом, с этой минуты и вплоть до самого своего отъезда в Стокгольм у Зингеров не было ни дня покоя.

Вот как описывает те суматошные дни Исраэль Замир, прилетевший в Штаты, чтобы поздравить отца с осуществлением его заветной мечты.

«Жилище отца изменилась неузнаваемо. Салон превратился то ли в пресс-бюро, то ли в телестудию. Работники различных съемочных групп то и дело входили и выходили из дверей, словно это они были хозяевами этой квартиры. То и дело стены озаряли блики фотовспышек; журналисты задавали вопросы и торопливо заносили ответы в блокноты; корреспонденты радио подносили к лицу отца свои микрофоны…

Сам отец сидел в своем любимом кресле, явно пребывая в состоянии душевного смятения. Эльма попыталась подвести меня к нему или хотя бы сообщить о моем приезде, но какой-то фотограф отодвинул ее в сторону, заявив, что ее крупная фигура закрывает от него лицо лауреата и мешает ему найти нужный ракурс. Довольно долго я стоял в этой толпе журналистов, и никто не обращал на меня никакого внимания.