Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера

«…Что бы я сейчас отдал за то, чтобы иметь возможность оказаться в Палестине, чтобы увидеть тебя и нашего дорогого Гиги, которого так люблю и по которому так скучаю. Я очень надеюсь и глубоко верю, что пройдет не так уж много времени, и я смогу «подскочить» к вам, и вот тогда мы с тобой поговорим обо всем.

Годы, которые мы не были вместе, — три с половиной года — сделали свое дело. Я помню о тебе всегда и не буду отрицать, что годы, проведенные с тобой, были временем моего счастья, несмотря на все наши разногласия и споры, о которых знаем только мы вдвоем. Я скучаю по тебе и часто думаю о той близости, которая была между нами. И даже если пройдет тысяча лет, я не смогу забыть о нашей маленькой квартирке на Ляшно, 57, которая стоит перед моими глазами, как будто я оставил ее только вчера — с нашей общей кроватью и со всем, что там было. Я также помню все конфликты, которые были между нами с того дня, как мы познакомились, и вплоть до того дня, как расстались. Я не могу и не хочу сейчас судить, кто в них был прав, а кто виноват. Я думаю, все дело в наших совершенно разных, прямо противоположных друг другу характерах и взглядах на жизнь. И все же, несмотря на это, я чувствую, что безумно скучаю и по тебе, и по сыну. Я скучаю по нашим ласкам и играм, и вместе с тем я бы не хотел, чтобы еще раз повторились все наши ссоры, все эти уходы из дома с хлопаньем дверью и все прочие наши беды тех дней. Когда я начинаю заново выстраивать мысленно наши отношения, я вижу, как много было в них любви и нежности, но при этом в них никогда не было тишины и покоя. Как мне кажется, мы должны заново поговорить обо всем этом, исповедаться друг перед другом… И если меня в будущем ждут те же ссоры и проблемы, то мне бы не хотелось к ним возвращаться, но вместе с тем мне очень хочется быть рядом с тобой и с сыном. В конце концов, то, что было для нас существенно в 20 лет, становится не так уж важно к 30 и вообще перестает иметь значение к сорока. Сейчас мне уже 34 года, и за последние три года мои взгляды на многое сильно изменились. Трудно поверить, что мы с тобой живем уже на четвертом десятке нашей жизни…»

Парадокс личности Башевиса-Зингера (хотя какой там парадокс — в этом смысле он действительно был обычным мужчиной!) заключался в том, что когда он писал эти письма, он искренне верил, что пишет чистую правду. На самом же деле, в то самое время, когда Зингер писал Руне о своей мечте приехать в Палестинку, его куда больше заботил вопрос о том, каким образом он сможет остаться в Америке.

* * *

В 1937 году истекли два года, в течение которых Зингер мог оставаться в США по туристической визе, и над ним нависла угроза депортации.