Последний бой

Даулетов пришел на заседание чуть ли не первым. Сел у окна, в стороне от секретаря, чтобы не смущать Мамутова, да и возможность иметь наблюдать за народом. Каждого входящего встречал придирчивым взглядом, определяя, как тот настроен. В основном любопытство было на лицах большинства жаналыкцев. Собирались слушать, а не выступать. Посмотреть на схватку, а не махать кулаками. Вот только «мушкетеры» Далбай, Калбай и Елбай были настроены воинственно, и скрыть это им не удавалось ни веселыми улыбками, ни шутливыми возгласами. Как и на первом собрании, при представлении Даулетова, тройка собиралась дать бой новому директору. Последним в партком вошел Завмаг. Он вежливо кивнул всем, отыскал среди сидящих Даулетова и персонально поприветствовал поднятыми руками. Лучшего друга, кажется, и не сыскать новому директору. Уважение, внимание, преданность!

«А этому чего здесь надо?! — возмутился Жаксылык, но вспомнил, что по настоянию Сержанова Завмаг в свое время был введен в состав парткома совхоза. — Чертовщина какая-то!»

— Рассаживайтесь, товарищи! — попросил Мамутов. — Пора начинать.

Удивительно покладистыми и послушными стали жаналыкцы. Мамутов только рот открыл, а они уже на стульях и смолкли мгновенно и уставились на секретаря.

— Близится страда, — начал парторг. — Это дело такое, от которого все зависит: и как рассчитаемся с государством, и как накормим себя. Что предпринято для успешного проведения уборки урожая, пусть нам расскажет член парткома, директор «Жаналыка» товарищ Даулетов.

Даулетов поднялся и глянул на Мамутова. Удивленно глянул, будто спрашивал: зачем это ты, братец, объявил меня? Не мне следует сейчас выступать. Удивление прозвучало и в его первых словах:

— Надо бы ставить вопрос не ка́к убирать, а что́ убирать, — сказал он. — Бедненько выглядят наши поля. За исключением рисовой карты Аралбаева, везде посевы изреженные, развитие растений неравномерное. Если исходить из плановых заданий и плановых размеров засеваемой площади, мы не дотянем процентов тридцать.

— А куда же вы смотрели? — голосисто, как молодой петух, выкрикнул Елбай. Прокукарекал задиристо, с вызовом.

— Это у Сержанова спроси. Куда он смотрел все двадцать пять лет. Поля-то всегда были в таком состоянии, — ответил кто-то из зала, но Даулетов не увидел, кто именно.

— План, однако, выполняли, вытягивали ваши тридцать процентов, — не унимался Елбай.

— Вытянем и нынче... Но об этом позже. Поговорим сначала о подготовке к уборке...

И Даулетов стал со ссылкой на цифры, факты обрисовывать картину подготовки к осенней страде. Картина была не больно оптимистической. Не хватало горючего, запчастей для хлопкоуборочных машин, не вся техника прошла ремонт, плох транспорт: из двадцати грузовых машин только четырнадцать на ходу. Дефолиацию хлопчатника предполагалось провести с воздуха, но авиаторы до сих пор не ответили, смогут ли выделить для «Жаналыка» самолет.

Даулетов был краток, говорил лишь о главном, и вся информация заняла какие-нибудь десять минут.

— Таково положение накануне страды, — заключил он и закрыл блокнот, который держал в руках неведомо для чего. В него он ни разу не заглянул.

Недоумение вызвала информация директора. Вроде бы все правильно сказал, и цифры привел, и недостатки перечислил, а вот своего отношения не выразил ни словом, ни взглядом, ни тоном. Спокойно, ровно протекла речь. Доволен или недоволен Даулетов — не поймешь. Жаналыкцы привыкли к грозным и призывным речам. Начальник в их представлении должен, даже обязан пламенить словом души. Нужна гроза — гром, молнии, страх божий, зато потом и даль ясна, и путь виден. А тут ни грома, ни молний. Тихое журчание, шелест ветерка...

Не звал, не мобилизовывал, не пугал Даулетов и тем разочаровал многих. Кое-кого даже огорчил. Да что огорчил — рассердил! Елбай Косжанов — тот просто пылал гневом. Маленький, по пояс остальным, он изо всех сил тянул голову, чтобы заметил его секретарь парткома и дал слово первому. Не высидел, вскочил и поднял руку; только тогда увидели жаждущего получить слово бригадира Косжанова.

— Хотите высказаться? — спросил Мамутов.

— Нет, вопрос задать.

Не любил эту троицу Мамутов. Вечно они воду мутили. Ну да что сделаешь, порядок такой: имеет право человек на слово, каким бы оно ни было.

— Задавайте!

Елбай обвел взглядом сидящих: ждут ли они его слов, всегда колких, как осенний жантак.

— Зачем нам все это сказал товарищ Даулетов?

Кабинет парткома разом ожил. Весело блеснули глаза жаналыкцев, навострились уши.

— Давайте без шуток! — посуровел Мамутов. Коротыш явно настроился на срыв заседания.

— А я и не шучу. Я человек серьезный.

— Хорошо! — сердито глянул на коротыша Мамутов. — Вопрос ясен. Ответ получите после обсуждения информации. Еще есть вопросы?

Зал настороженно молчал.

— Тогда приступим к обсуждению положения дел в хозяйстве накануне уборочной. Кто хочет высказаться?

Наступило напряженное, тягучее молчание.

Елбай опять поднял руку:

— Я!

Тень гнева легла на лицо Мамутова. Парторг глянул на Даулетова, что он посоветует? Тот кивнул, пусть, дескать, высказывается.