Последний бой «чёрных дьяволов»

– Тут ты, парень, не прав. Немец воевать умеет. Ты молодой, всего-ничего служишь, а я давно воюю и помню, какой немец в первые годы войны был. Эти вояки за три года, почитай, всю Европу под себя подмяли, а Чехословакию и вовсе за один день оккупировали. Правда, на нашей земле эти бравые солдаты споткнулись. Только поначалу бывало, что нам самим иной раз приходилось от них по полям да по лесам, словно зайцам, бегать. Нынче мы их толпами в плен берем, а тогда наоборот было. Я уж за эти годы повидал и отступление, и окружение, и плен. Это сейчас в нашей армии и боеприпасы, и обмундирование, и питание, и техники в достатке, а тогда тяжеловато приходилось, случалось и траву, и дохлых лошадей пробовать на вкус, а порой и вовсе жрать нечего было. Зато вши нас ели хорошо. Я из-за них и тифом, и малярией переболел, и дизентерия меня из-за употребления плохой воды не обошла своим вниманием. Может, поэтому и жив остался. Если бы часто в госпитали не попадал по болезни или по ранению, то уже, наверное, лежал бы в сырой земле. Возможно, благодаря этим отсрочкам до конца войны и довоевал. В царице полей – пехоте – долго не повоюешь: один хороший бой – и, как на фронте говорят, отправишься прямиком или в земотдел, или в здравотдел. Что же касательно фрицев, то сейчас, конечно, немец не тот, но все равно вояки опытные остались, иначе почему столько наших солдатиков погибает. Правда, и мы воевать научились, потому и бьем фрицев. А у этих, сдается, желание воевать отпало, да и пьяные они, заразы, в стельку, иначе нам бы туго пришлось…

Командир отделения прервал рассуждения бывалого солдата:

– Так, Лисковец, хватит философствовать. Бери этих любителей хмельного и веди наверх, на свет божий. Может, там протрезвеют. Молодого фрица здесь допросим, без свидетелей.

Аркадия Лисковца старший сержант уважал и считал его боевым товарищем, поскольку пришлось им немалое время повоевать вместе. Уважали его и остальные бойцы отделения, особенно молодые. Лисковец воевал давно, был говорлив и мог многое рассказать и поделиться опытом, что и делал при любом удобном случае. Григорьев ему не мешал, знал: Аркадий хоть и балагур, но плохого не посоветует, и молодым это будет на пользу. Он помнил, как совсем недавно, при освобождении города Брно, попали они под жестокий обстрел, находясь в окопе противника, покинутом хозяевами, из него-то немцы и хотели их выбить посредством мин и снарядов. Особенно туго пришлось недавно призванным красноармейцам Вязовскому и Долгих. Они сидели на дне окопа побледневшие и вздрагивали при каждом взрыве. Вот тогда-то Лисковец и провел с ними воспитательную работу. С невозмутимым видом он сел рядом с молодыми бойцами, достал из кармана колоду карт, сказал: «Чего, суслики, носами в землю уткнулись? Давай в подкидного дурачка сыграем, покуда время есть». Спокойствие Лисковца передалось молодежи, правда, в карты им поиграть не пришлось, но в атаку они пошли без страха…

Лисковец подошел к эсэсовцам, ухватил одного из них за ворот расстегнутого кителя.

– Вставай, морда эсэсовская!

Немец задрал голову, посмотрел на разведчика затуманенным взглядом больших светло-серых глаз, заплетающимся языком изрек:

– Ихь фэрштээ нихьт.

Лисковец глянул на Вязовского.

– Костя, растолкуй фрицу по-хорошему, или я его прикладом вразумлю.

Вязовский терпеливо объяснил пьяному немцу, что от него требуется. Немец согласно закивал.

– Я, я русиш зольдат. Гитлер капут. Хэльфэн зи мир биттэ.

Лисковец снова обратился за разъяснениями к Константину:

– Чего он бормочет?

– Просит помочь встать.

Лисковец бросил на эсэсовца возмущенный взгляд.

– Сейчас я тебе помогу, пьянь гитлеровская! Если не подымишься, голову размозжу. Ферштейн!

Немец непонимающе посмотрел на Аркадия.

– Нихт ферштейн.

Лисковец замахнулся на эсэсовца прикладом автомата. Григорьев остановил:

– Лисковец! Я тебя очень прошу, давай без рукоприкладства. Забирай фрицев, и идите наверх. Нам допрос надо провести.

– Как скажешь, командир, но я бы к нему приложился. С превеликим удовольствием за наших погибших товарищей с ним расквитался. Помню, в сорок первом году мы в контратаку пошли, на таких же вот в эсэсовской форме, они драпанули, мы деревеньку с ходу взяли, как положено, охранение поставили, спать в хатах улеглись, а эти суки среди ночи из подвалов, как тараканы, повылезали и давай в нас тепленьких и сонных стрелять. Потом к ним помощь подошла. Тут уж нам пришлось драп-марш делать в обратном направлении. Много они тогда ребят из нашего батальона положили. Кто знает, может, эти тоже хотели такую подлость совершить…

Григорьев бросил:

– Чего они хотели, это мы сейчас узнаем, а с немцами мы за погибших рассчитались сполна, уже хватит. Веди фрица наверх.

Лисковец нехотя помог немцу подняться на ноги. Эсэсовец, растягивая слова, произнес:

– Данкэ шен.

Аркадий зло плюнул на пол.

– Пристрелил бы гада! Руки вверх! Хэнде хох! Стой спокойно, зараза, надо тебя обыскать, а ну как припрятал гранату, пистолет или ножик. От вас, паразитов, всего можно ожидать.