Последний бой Йони

Мимо нас проносятся холмы с округлыми вершинами. Впереди на горизонте высится Хермон. «Во время прорыва, — продолжает рассказ мой друг, сидящий рядом, — был тяжелый обстрел сирийцев. Мы немного отдалились от перекрестка и стали на обочине. Делать было нечего, оставалось только ждать, пока кончится обстрел. Мы все прижались к полу бронетранспортера. Только Йони, стоя во весь рост, смотрел на то, что происходит. Мы ему говорили: „Йони, ложись“, но он продолжал стоять. Для чего? Все равно ведь ничего не мог поделать».

Хотя я этого рассказа не знал, но как будто уже слышал его. Йони стоял, объясняю мысленно своему другу, потому что вести себя иначе было бы не в его духе. Разумеется, это был напрасный риск. Подчиненным своим он, конечно, не позволил бы так себя вести. Во всем, что касалось их безопасности, он был осторожен и предельно педантичен (однажды даже сделал замечание своему комполка танкистов за то, что тот появился у них в роте без защитного жилета). Но для того, чтобы понять его поведение, надо знать, что естественного страха — физического страха смерти, свойственного почти каждому человеку, а уж тем более молодому, двадцатисемилетнему, — никогда в нем не было. И потому, будучи командиром, он считал нужным — даже если в тот момент ничего не мог сделать наблюдать за боем, изучать положение.

Вскоре после этого, в ходе военных действий, Йони услышал по рации, что ранен Йоси Бен-Ханан, командир танкового батальона 7-й бригады Яноша. Случилось это после того, как его атака на Тель-Шамс была отбита. Тот, кто не пострадал во время атаки, отступил, поврежденный танк Йоси остался под холмом, а раненый Йоси, истекая кровью, лежит неподалеку на земле, выброшенный из танка взрывной волной в момент попадания. Водитель танка, хотя сам не пострадал, предпочел остаться со своим раненым командиром и заботиться о нем. Йоси удалось сообщить о себе в последний момент с помощью бипера, который дал ему за день до того Йони. Два танкиста остались в одиночестве, на занятой сирийцами территории. Возвращение сирийских солдат на холм было только вопросом времени. «Мы, отряд Йони, ели солдатский паек у компункта Яноша, командира бригады. Следили по рации за боем и вдруг слышим, что Йоси ранен, танк его поврежден, надо его спасать»[65]

. Йони сообщил Яношу и Рафулю, что он намерен со своими солдатами спасти Йоси. Йони не мешкал ни минуты. С ним пошли Муки, Гиора, Шай и другие офицеры и солдаты, всего человек двенадцать. Они сели в два бронетранспортера. «Мои товарищи, — рассказывает Шай, — офицеры седьмой бригады, сказали: „Слушай, Шай, это самоубийство — то, что вы собираетесь делать, это безумие“. — „Молчи! — сказал я одному из них. — Не говори этого при солдатах“». Два бронетранспортера сперва поехали по следам гусениц, которые оставил танковый отряд Йоси, а под конец двигались в направлении пламени — там полыхал подбитый сирийский джип. Наступили сумерки, и к склону холма прибыли уже в темноте. Вышли из бронетранспортера, а дальше — бегом, пока не обнаружили Йоси. Йони приказал обследовать при слабом свете израильские поврежденные танки, чтобы убедиться, что в них нет людей, и погрузил Йоси на носилки. Ну а потом мы поспешили оттуда убраться. Вскоре после этого туда явились сирийцы, которые оттащили в Дамаск израильские танки, а с ними, как видно, тела танкистов, не замеченные бойцами части.

«Прибытие Йони с его людьми решило мою судьбу, — говорил Йоси много лет спустя. — Я обязан ему жизнью»[66].

Сразу после войны Йони навестил Йоси в госпитале, а затем написал ему письмо. В письме, в котором Йони хвалил качества Йоси как командира в бою, нет ни малейшего намека на этот спасательный рейд. Среди прочего, там написано следующее:

«Я рад был услышать из окутавшего тебя гипса, самое главное для тебя: что ты здесь и что ты жив… Ты мне напомнил мое состояние, когда я лежал в больнице Рамбам после Шестидневной войны; вокруг меня суетились врачи, сомневаясь, будет ли работать моя левая рука, а мне казалось, что они беспокоятся о совершенно второстепенной вещи. Ведь главное жить, а все прочее — побочно».

Мысли мои несутся и отмеривают версты по пути к последней атаке Йони в Энтеббе. Вот что он сказал мне во время нашего с ним разговора за год-два до своей гибели. Я пытался убедить его иначе относиться к собственной жизни, а Йони, в момент откровенности, сказал, что не может принять моего совета, поскольку мы с ним по-разному смотрим на жизнь. Какой смысл серьезно думать про «завтра» и действовать «разумно» — так он сказал, — если ему не известно, будет ли он вообще жив, когда придет «завтра».