Последний бой - он трудный самый

— Зачэм балаваиш, шайтан? — ворчит Халмухамедов.

— Ничего-о, пусть покурит. Солдат ведь тоже! — благодушно произносит Елисеев. — Перетрусил бедняга... Небось полные штаны наложил? А ну, Гусев, глянь!

Бесхитростный Гусев наклоняется к немцу, но под смех танкистов тут же выпрямляется и тихо, чтобы никто не услышал, ругается по-чувашски.

Много раз по проломам в стенах, по крышам, подвалам и канализационным тоннелям проникали эти отважные парни в расположение противника и всегда приносили точные и очень нужные разведывательные данные. Не одна медаль «За отвагу» перекочевала из полевой сумки адъютанта на гимнастерки разведчиков.

Во время войны мне как командиру отдельного полка представлено было право награждать солдат и сержантов боевыми медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». Особой любовью и уважением солдат пользовалась медаль «За отвагу».

* * *

Близилась полночь, когда командиры боевых подразделений и приданных частей прибыли на наблюдательный пункт для получения приказа на бой. Устали, вымокли до костей, но были полны оптимизма. Пошучивали, подтрунивали друг над другом. Юмор и на фронте — великая сила. Не будь его — солдатского юмора, — труднее было бы переносить фронтовые невзгоды. И в любом подразделении находились свои «хохмачи», свои «Василии Теркины»... 

Теперь, когда все собрались, особенно доставалось гвардии капитану Липаткину. Прославленный командир, Герой Советского Союза, ему доверено наступать по Вильгельм-штрассе, и — не может прорваться. И кто же его опередил? Совсем еще молодой, новичок в полку старший лейтенант Гатиятулин!

Высокий, худощавый Липаткин молча курил, иногда огрызался, поглядывал на Гатиятулина. Капитан — один из старейших и опытнейших: в полку командиров. Давно воюет, справлялся с самыми трудными боевыми задачами, истинный Герой, а тут на тебе, как заколдовали! Нет удачи в бою, и что сделаешь?..

Гатиятулин, молодой и красивый, с нежным румянцем на круглом белом лице, смущенно улыбался.

— Ничего, товарищ гвардии капитан! — говорил он, искренне сочувствуя Липаткину. — Пойдем на штурм, обязательно прорветесь.

Гатиятулин в полк прибыл в начале апреля, перед Берлинской операцией, на должности командира роты он заменил убывшего в госпиталь Героя Советского Союза капитана Гормозу. После такого командира нелегко было ему командовать. Да и опыта не было. Но уже в первых боях под Зееловскими высотами он поразил всех своей изумительной выдержкой и умением не теряться в самых тяжелых боевых ситуациях. Лицо его — круглое и улыбчивое — обычно было спокойным, и только по тому, как бледнели в момент опасности крылья его короткого носа, было видно, что очень непросто ему дается всегдашнее самообладание.

— Рафик, неужели тебе не было страшно? — спрашивали его товарищи после боя.

— Как это — не страшно?! О чем говоришь, дорогой?! Еще как страшно! Думаешь, умирать хочу, да? Не-ет. Делаю вид, что не страшно, чтобы люди не увидели, не дай бог.

Танки свои он бросал в атаку осмотрительно, умело использовал выгодные рубежи, не лез на рожон, но и не уходил от огневого боя, всегда стараясь при этом сберечь людей и машины. Во всех боях я видел башенный номер гатиятулинского танка в боевой линии его роты. Но никогда — сзади. Старший лейтенант истинно любил своих танкистов. Люди отвечали ему тем же, они быстро поверили молодому командиру и уважали его. За кроткий срок 2-я рота «ИС», которой командовал Гатиятулин, стала одни из самых надежных подразделений полка.

Старые танковые «аксакалы» ему по-хорошему завидовали, считая «везучим» в бою.

Но перед этим кварталом в центре Берлина застопорился и Гатиятулин.

* * *

Атаку полк начал залпом всех танковых орудий. Длинные очереди из спаренных и курсовых пулеметов огненным гребнем прочесывали улицы, сметая с них все живое. От выстрелов 203-миллиметровых гаубиц, которые поддерживали атаку, обваливались стены разрушенных зданий.

Стало светло, как днем. Головные танки ринулись вперед, вместе с ними поднялись автоматчики и приданные полку пехотинцы.

Обычно в ночном бою пехота атаковала молча, без «ура» — так попалось по уставу. Но здесь, в этой обстановке, солдаты пошли в бой с боевым кличем.

Тотчас из-за ограды сквера и зданий, расположенных в нем, исторгайся ливень огненных трасс. Фашисты стреляли из всех этажей. Маленький кометами летели навстречу огненные хвосты «панцер-фаустов», хлестко ухали противотанковые пушки, швейными машинками строчили пулеметы «МГ». Железные очереди танковых пулеметов в смертельном хоре сливались с частым и беспорядочным перестуком автоматов. В Тиргартен-парке и на Кениг-плац у рейхстага загромыхали немецкие пушки, завыли, словно ведьмы, их шестиствольные минометы. Хлесткие разрывы снарядов смешались с квакающими хлопками мин в грохочущий ураган. Грохот ночного боя, многократно усиленный резонансом пустых и разрушенных зданий, был нестерпим. На фоне гула звучали картавые выкрики немецких команд, зовы солдат и многоярусный мат...