– Так я заодно угашу ему глаза. Прям вот этим вот топором! – засмеялся Пересвет, указывая на немалых размеров топор, который покоился позади седла, прихваченный кожаными тороками[1]
. – Пусть нам одни лишь светила Господни с небес светят неугасимыми огнями!Пересвет вернулся под утро. Черней земли, мрачнее тучи, усталый, злой. Молвил сердито:
– Полезай в седло, Яков. Уходим отсюда.
– А как же…
– Не с чем тебе здесь оставаться. Твой дом пуст, отец далеко. Заберу тебя на Москву, на митрополичий двор.
– Мне бы в Вильно, к папке. Зачем мне Москва? Говорят, мор и там.
– Ныне повсеместно и сушь, и мор. А в Вильно я ни ногой. «Беспутный Сашка» подвизается на Москве. Сменял я, Яков, длинную Дрыну на гусиное перо. Пишу книжицы, как Господь надоумит и владыко Алексий благословит.
Часть первая. Дремучая Русь
Из рукописи, сожженной воинами Тохтамыша, потомка Джучи, в году 1382-м от Рождества Христова: