Да, я думал. Да что там, я и делал — я видел, как люди теряли что-то, как спотыкались, как разбивали машины. Я несколько раз «подправлял» это, ощущая себя господом богом. И мне было приятно. Я не считал людей «тенями», как выразилась Ники. Пусть они не могут того же, что я… что мы, но они всё равно люди!
— А разве может быть так, чтобы всем было хорошо, Софи? Разве может?
Софи тоже посещала философский кружок.
— Неважно! — она тряхнула головой. — Брюс, ты же знаешь, что можно делать что-то доброе, пусть хоть кому-то. Ты ведь делал уже? Делал?
Я кивнул. Собственно, ответа не требовалось.
— Она хочет только разрушать и убивать, — тихо добавила София. — Да, она может делать приятное, я знаю. Но ей так нравится убивать, Брюс! Я же вижу, что нравится! Ты видел её глаза, там, в лесу? Это не человек. Человек так не может!
Мы долго молчали. Я ответил на звонок, но щепотка обыденности не помогла, настроение становилось всё более мрачным.
— Я одно знаю, Софи, — она посмотрела в мою сторону, и я увидел, что глаза её покраснели. — Если мы попробуем уйти от неё, даже если она не станет ничего с нами делать, скоро будет что-то очень плохое. На весь мир.
София угрюмо кивнула.
— Она чего-то очень боится, — добавил я.
— За себя боится, — буркнула Софи. — Сделала что-то не так, как сказали. И исправить не может.
Я долго колебался.
— Софи, я сейчас расскажу. Только…
Она кивнула.
— Никому не скажу, Брюс, честно!
И я рассказал про платок. И про то, как всё началось несколько дней назад, когда Ники увидела тот самый платок. Когда мы с Софией бежали по теням.
— Она могла просто забрать платок, и всё, — добавил я. — И ничего бы не было. Всё бы шло, как она хотела.
София прижала ладони к лицу.
— За что нам это, Брюс?
Я посмотрел вокруг и понял, что сидеть в офисе мне больше невмоготу. Наклонился и закрыл компьютер. София так и сидела, прижав ладони к лицу.
— Я в порядке, — она медленно отняла ладони. — Господи, я не знаю, что мне делать. Она тебя любит, Брюс, правда.
Она посмотрела на меня и я вспомнил поезд.
— Брюс, я должна уйти. Я не знаю, насколько. Обещай мне…
Она замолчала, опустила взгляд.
— Да, Софи?
— Если я сама не вернусь, не ищи меня. Нет, — она стремительно подняла руку и прижала пальцы к моим губам. — Я не глупая, Брюс. Я знаю, ты её не бросишь, даже если она снова сделает что-нибудь ужасное. Я должна подумать, одна. Обещаешь?
Я кивнул.
— Скажи, — потребовала она.
— Я обещаю, Софи.
Она прижалась к моей груди, я обнял её за плечи. Осторожно, словно хрупкого мотылька. Она долго стояла так, а я боялся сказать хоть что-нибудь приятное.
— Вернись к ней, — София отступила на шаг, вытерла лицо платком, посмотрела на себя в зеркальце, скривилась. — Побудь с ней, Брюс. Ей плохо сейчас. Может, даже хуже, чем нам.
Она кивнула, и решительно зашагала к двери. Я стоял и смотрел, как она уходит. Слушал, пока эхо её шагов перестало доноситься.
Офис словно вымер. Так и должно быть, или кто-то из нас с Софией незаметно для себя «очистил» его?
За окном заворчало, стало заметно темнее. Снова гроза. Обратно я пойду пешком. Мне ужасно захотелось идти именно пешком.
Я шёл под дождём — куда там, под ливнем — и мне было всё нипочём.
Людей «смыло» с улиц. В парке, я видел, детишки веселились — дождь тёплый, можно помокнуть всласть. Молний почти не было: так, полыхнуло где-то на севере.
Я шёл и, иногда сам того не ощущая, «подправлял». То, о чём говорила Софи: я делал мелкие добрые дела. Несомненно, добрые — для тех, для кого делал. Пожилая мадам вышла из магазина, оступилась и выронила пакет с покупками, не дойдя до автомобиля. Я помог ей не оступиться, и добавил в пакет с покупками коробку конфет — я отчего-то знал, какие она любит. Знал — и почти сразу забыл. Подарок от фирмы.
Велосипедист должен был поскользнуться на мокром асфальте и сильно расшибить колено. Не расшиб.
Ну а угрюмый полицейский, дежуривший у банка через дорогу, получил звонок — ему повысили жалованье.
Я не очень задумывался об обратной стороне. Может быть, велосипедист мог вляпаться в неприятную историю, не разбей он колено. Я не видел ничего неприятного — но я видел не очень далеко. Кто знает, может, пожилой женщине было бы лучше побыть рассерженной, чего только не бывает! Я не знал. Для них всё это случилось так, что иначе и быть не могло. Интересно, страдает ли бог угрызениями совести? Хотя бы иногда?
Я поднял голову к небесам. Может, я и ждал ответа, но его не последовало. Может, Ники сумела бы меня переспорить. Может, доказала бы, что любое такое вторжение — благо, ведь обычные люди, «тени», давно привыкли, что то, что случается — не могло не случиться.
Но сейчас я один, и делал, что хотел. Я чувствовал, что людям становится лучше.
У входа в «Мажестик» меня встретил комиссар Лакруа.
— Вы промокли насквозь! — удивился он. Я нёс зонтик, но не открывал его. Небольшая поправка… и вот уже я сухой, а зонтик мокрый. — Странно, — комиссар потёр лоб. — Мне показалось, что вы промокли. Любите ходить под дождём, мсье Деверо?