Последний день

– Ну, не так уж и один, вон котик со мной был, – ответил я, кинув взгляд на кота, который в это время трапезничал.

– Кот – не жена, убираться не будет, – утвердительно ответила она.

– Ты права, – сказал я.

– Я сегодня отпросилась с работы, – сказала она, – Буду порядок тут наводить.

– Хорошо, я вижу в коридоре хлама, не стало, – сказал я, кинув взгляд в сторону коридора.

– Да, я его выбросила, – ответила она.

– Вот всё-то ты выбрасываешь ,а если что-то важное? – укорительно сказал я.

– Важное не будет лежать, где попало, – ответила она, и у меня больше не возникло вопросов, я просто сидел и молчал.

Вот повезло мне, наверное, готовит, убирает, хозяйственная, в общем, девушка.

Щелчок…

– Ау, ты не спишь? – сказала она , перестав щелкать пальцами.

– Нет, не сплю, задумался просто, – сказал я.

– О чем задумался? – спросила она. – Давай тарелку сюда сейчас сразу помою.

– Да так, – ответил я, подавая тарелку.

Аня осталась мыть посуду, а я пошёл в зал, взял дневник, уселся на диванчик и углубился в чтения.

***

«Стервятники»

«В глазах раскинулся страшный пейзаж

Долина бесплодная, выжженный пепел

А над долиной свободно парит

Гриф дряхлый и ослабелый

Он мясо ест павших, гниль. И живет!

А павшие служат едой…»

11:00. Утро. Локальный апокалипсис. На удивление легко и в хорошем расположении встал, комната была плохо освещена. Как мне нравилось с кровати смотреть на мертвый свет, пробивающийся через не плотную штору, он внушал спокойствие. Ледяное спокойствие. Медленно, идя по прохладному, ободряющему, поскрипывающим, под моими стопами полу, я подошел к окну и отдернул штору. Перед взором появилась картина: Небо было мрачно и затуманено, вихри пыли все еще водили хороводы по пустынным улицам города. Новое чувство было, словно кусочек янтаря то медленно переливалось, то быстро сменялось оттенками, вливая в меня: воодушевленность, неизбежность, отстраненность от происходящего и различные их отблески. Я как оценщик осматривал его со всех сторон, под разными лучами света, только он выдавал не цвета, а чувства еще не названые ни кем и еле отличимые от тех у которых уже есть имена, а у янтаря все не кончались его переливы и отблески. Время шло медленно, мне не куда было торопиться. И что это спокойствие или обреченность? Еле отличимые сейчас, но обычно разные, а может это тот момент, когда и вовсе нет никаких чувств и голова полностью свободна от всего чуждого, а чуждое – все

Два дня назад: Я не сидел в подвале, обреченный и верящий в конец всего, но это был ни я, а страх управлявший мной, если бы тогда моим рассудком играли эти переливы, отливаясь мягким, спокойный, умиротворенным светом, я стоял бы там и смотрел на то, как миру приходит конец, а не бежал под землю.

Лениво оторвав взгляд от этого покойного вида, сел за стол и принялся за еду, при этом мало ощущая ее вкус. Закончив прием пищи, оделся, собрал вещи и вышел из дома. И снова как там, у окна, взгляд приковал этот мрачный пейзаж. Он как ничто говорил: «Все хорошо, будь спокоен будущего больше нет. Времени нет вообще, только «сейчас», которое всего-навсего не приметный дымок на горизонте». И, правда, ничто не говорило о времени, все отреклось от мира, его проблем, а вместе с ними и от времени, но не всем нравился этот режим «Молчания», ветер, несущий мусор и все те же маленькие, юркие, играющие с ним вихри пыли сопротивлялись, стараясь оживить его. Странно, но на улицах не было трупов.

Идя по брошенным улицам, рассматривая здания, магазины, птиц, ставших единственными повелителями опустевшего города, я заметил три фигуры, не было сомнения это – люди. Радость и страх переплелись, бились за победу, стараясь отразиться на мне, но победило тихое любопытство. Они двигались, неторопливо шагая, за ними прячась и держась на максимально большей дистанции, плелся я.

Через четыре минуты они остановились и один из них громко, не без веселья сказал:

– Приступим!

Он подошел к окну аптеки и выбил его камнем, затем они влезли вовнутрь, все, кроме одного. Я подобрался ближе, стараясь не произвести шума, но дозорный увидел меня.

– Крыса! – крикнул он

Страх, девятым валом, облил бриг «Рассудок». Медленно не делая лишних и резких движений, я вышел к нему. Подойдя ближе к нему было видно, что дозорный был чернокожий с гладко выстриженной головой, скрытой под капюшоном, в кожаной куртке и кроссовках.

– Выживший? – спросил дозорный, при этом из аптеки уже вышли его помощники.

– Да – Сухо выдавил я. Когда все трое стояли рядом, оказалось что все одеты в одинаковые, кожаные куртки и у всех головы покрыты капюшонами.

– Что с ним делать? – спросил дозорный у, как мне показалось у главаря.