Последний день лета

Книга, которую вы только что прочитали, состоит из многих очевидных и нескольких неожиданных компонентов. Про очевидные: у нас, тех, кто родился на закате поколения X, в конце семидесятых — начале восьмидесятых, было одно детство на всех. Мы ходили в одной одежде, одинаково проводили время, увлекались одним и тем же, читали одни и те же книги, учились в плюс-минус одних и тех же школах. Всё, что произошло дальше (с нами, с жизнью, со страной, с миром), достаточно быстро развело всех по разным векторам — уже в конце девяностых между нами осталось очень мало общего. Этот момент последнего единства мне и хотелось зафиксировать.

Здесь нужно заметить, что у меня нет ностальгии по тем временам — это было, честно говоря, достаточно жуткое десятилетие. Конкретно на Юге и конкретно в Ростове оно наложилось на изначально присущее этим местам ощущение «тонкого места»: зыбкой реальности, за тонкой мембраной которой ходит кто-то большой и страшный. Кажется, это вообще специфика Юга не столько в географическом, сколько в социокультурном смысле: например, в первом сезоне «Реального детектива» можно увидеть, кто конкретно прячется за мембраной. Луизиана, заметим в сторону, не просто похожа на Ростовскую область — она на нее пугающе похожа. Некоторое время назад мы с моим товарищем Алексеем Казаковым придумали русский «Реальный детектив» (только, разумеется, в сто раз лучше) и потратили некоторое время на ресерч потенциальной натуры — и сидели с отвисшими челюстями, рассматривая неотличимые друг от друга фотографии кушерей в окрестностях Сент-Луиса и кушерей в окрестностях Сальска. (И нет, из сериала пока ничего не получилось — так бывает. Может быть, еще получится.)

Еще про очевидное: благодаря Стивену Кингу (но и не только ему: см. Т.Кингфишер, Дэйтан Ауэрбах, Ширли Джексон и других) в американской литературе есть отдельный жанр small town horror. Я не настолько обнаглел, чтобы считать себя его первым русскоязычным автором — например, великий, величайший Михаил Елизаров преуспел в нем задолго до того, как Пух, Шаман, Крюгер и Новенький пролили свою кровь на берегу Мертвого Донца. Но мне очень хотелось погрузиться (и погрузить читателя) именно в эту реальность: кружевные занавесочки на окнах, утопающие в зелени панельные девятиэтажки, районный трайбализм (неведомый, в сущности, москвичам и вообще жителям мегаполисов) и то, что принято называть «простыми нравами». Где без спроса ходят в гости, где нет зависти и злости и так далее. Зло, в том числе потустороннее зло, почему-то чувствует себя в таких декорациях комфортнее всего.

Теперь о неожиданном: эта книга родилась как концепция сериала для одного российского эфирного канала — питч «Stranger Things в Ростове 90-х» казался мне (и до сих пор кажется) очень выигрышной историей. Канал передал концепцию в, по остроумному выражению одного телевизионного гуру, «отдел порчи проектов»; заставил меня переписать ее под вполне взрослого актера, желавшего быть в центре повествования; а потом, как говорят на Юге, вообще отморозился. Так тоже бывает — и чаще, чем кажется среднему телезрителю. История продолжала жить во мне в странном формате: полностью сформированные герои, детально продуманные обстоятельства и, разумеется, география событий. Оставалось только выпустить вымышленных пацанов в эти обстоятельства и смотреть, как они себя поведут, — точнее, не смотреть, а записывать. Начал я это делать для себя и по-английски; без издательского контракта и вообще без перспективы когда-то увидеть «Лето» в опубликованном виде.

Пацаны удивляли меня, своего автора, на каждой странице. Я переключился на русский, потому что так быстрее; при этом первые сто страниц «The Last Day of Summer» никуда не делись и занимают почетное место в папке Writing моего ноутбука. Иногда я не успевал за событиями и лихорадочно записывал их в блокнот, чтобы потом развернуть в деталях. В середине этого процесса началась пандемия; многомесячный калифорнийский локдаун я провел, распутывая блудняки, в которые пацанов втравливал разбуженный в Танаисе древний демон. Перечитывать всё это потом было странно: честное слово, я не помню половины написанного — оно как-то само с собой справилось, без моего осознанного участия. (Уже на середине процесса этим произведением заинтересовался другой российский телеканал — и из этого тоже ничего не получилось. Так бывает.)

О совсем неожиданном: этого текста не было бы без книги «Мел» Пола Корнелла; без мультфильма о Карлсоне, который живет на крыше; без адского романа «Игрожур» (да-да, долго объяснять) и без заработанного мной в тринадцать лет шрама на затылке (привет, Волк, я не забыл).