Последний день Славена. Том 2

– Мне все равно, где драться. Если де Брюер боится высоты, пусть дерется пешим. Вне седла он обрыв даже не увидит.

Сказать про рыцаря, что он боится, это значит оскорбить его. Сказать об этом публично и в лицо, это значит унизить его. Но де Брюер «проглотил» оскорбление и унижение. Среди окружающих предполагаемое ристалище рыцарей королевского двора послышался откровенный смех. Де Брюер понял, что смеются над ним. И терпение его кончилось. Очевидно поговорка о том, что рыцарю лучше быть мертвым, чем смешным, задевала и его. И потому де Брюер, понимая, что, перенеси де Жерен место схватки куда-то под холм, избежать ее все равно не удастся, кивнул. Главный герольд тоже входил в число недругов королевского фаворита, и потому прислушивался больше к словам графа Оливье. Желая хоть немного «сохранить лицо», де Брюер согласился:

– Пусть будет здесь. Мне все равно, где убить Оливье. Более того, мне все равно, кого убивать. Если после Оливье пожелает выйти на бой кто-то другой, я согласен и с ним сразиться.

Но все понимали, сколько глупой бравады в этих словах. Хотя бы потому, что никто не давал де Брюеру шанс выжить. Слишком велико было уважение к благородному Оливье. И слишком сильно придворные не любили Брюера, чтобы верить в его победу. Правда, все ставили на успел Оливье в копейной схватке, и некоторые даже говорили, что, как мечник, де Брюер имеет шансы победить. Мечом де Брюер, как все знали, владел отлично. Однако мало кто видел, как владеет мечом граф Оливье, потому что на всех турнирах, где Оливье участвовал, он побеждал уже в копейном бою, не допуская дело до мечной схватки.

Помощники главного королевского герольда лентами разметили ристалище, отведя место для каждого рыцаря в начале схватки. Сам де Жерен обговаривал с обоими графами условия. Впрочем, условия для поединка Божьего суда были стандартными.

– Начинаем с копейного поединка. Если в первой схватке успеха никто не достигнет, и у одного из противников сломается копье, второй противник имеет право атаковать его. Такова воля Господа. Если сломаются оба копья, каждый из поединщиков обнажает меч. А там уж, как Бог рассудит. Потеря коня приравнивается к потере оружия. Но умышленное убийство или повреждение коня противника наказуется смертью. Согласны?

– Согласен! – гневно сказал Оливье, которому все эти известные условия казались простым затягиванием времени.

– Я согласен, – сказал и де Брюер. – Кто будет маршалом поединка?

Маршал поединка Божьего суда следил за тем, чтобы рыцари не нарушали правила.

– Не знаю. Король кого-то назначит. Он уже идет…

Карл, в самом деле, вышел из палатки, и ему тут же подали коня. Подали коня и князю Годославу. Вдвоем они приблизились к импровизированному ристалищу.

– Ваше величество, – обратился шевалье де Жерен к королю, – мы ждем, когда вы назначите маршала поединка Божьего суда.

Годослав тем временем чуть поддернул повод, и оказался рядом с графом Оливье. Сняв кольчужную рукавицу, протянул графу руку для рукопожатия. Оливье снял свою рукавицу, и с улыбкой пожал протянутую ему руку.

– Мне рассказали, граф, что ты вчера дрался с Веславом. И рассказали, как трагически закончился этот бой. Кто-то винит тебя, но я считаю, что твоей вины в несчастье воеводы вагров нет. Ты вел себя достойно и во время схватки, и после нее. Я называл Веслава своим другом. При этом надеюсь, что и твоей былой дружбы я не потерял. И хочу выразить тебе свое уважение.

– Благодарю тебя, принц, – Оливье наклонил голову. – Мне очень важно твое уважение и твоя поддержка. Я сейчас стою перед Богом в поединке Божьего суда. Я знаю, что Бог справедлив, и отдаст мне победу. Но в схватках всякое бывает. Если со мной что-то случится, еще раз попроси от моего имени прощения у Веслава.

– Обещаю, граф, хотя уверен в твоей победе не только в силу преклонения перед твоим оружием, а еще и в силу уважения к твоей чести и честности. Я знаю, что ты не будешь обманывать. Значит, правда восторжествует.

– Что вы там шепчитесь? – спросил король. – Князь Годослав. Когда ты участвовал в турнире в Хаммабурге, то граф Оливье был маршалом турнира. Сейчас он выехал на поединок Божьего суда, а маршалом поединка я назначаю тебя.

– Я протестую, ваше величество, – сказал де Брюер капризным голосом. – Принц Годослав является другом графа Оливье, и не может быть беспристрастным судьей.

– Ты протестуешь против моей воли? – Карл свел брови в одну линию. А у меня нет оснований не доверять честности князя. Кроме того, он не судья, он только маршал поединка. А судья над поединщиками, только один – Господь наш во святой Троице. Поэтому поединок и называется поединком Божьего суда. Я не принимаю твой протест, де Брюер.

– Но, ваше величество… – хотел было сказать де Брюер еще что-то, помня свое еще совсем недавние влияние на Карла, но увидел сведенные королевские брови, и бессильно опустил голову. – Я согласен…