Последний день жизни. Повесть о Эжене Варлене

Баррикаду, которую вчера и позавчера построил и героически защищал женский батальон Луизы Мишель и Елизаветы Дмитриевой, уже принялись разбирать пригнанные солдатами пленники и гражданское население: необходимо освободить проезд каретам, телегам, фургонам. На один из фургонов те же пленные, под угрозой штыков, грузили тела, распластанные на развалинах и у подножия баррикады. Мулен Руж, чудом уцелевшая посреди моря огня, одиноко и как бы торжествующе возвышалась над дымящимися развалинами, только крылья мельницы застыли неподвижно. Но пройдет день-другой, они оживут, и под их прохладной и ласковой сенью опять рассядутся пировать буржуа…

Вон дородный мосье с сигарой во рту украшает перила балкона на той стороне площади ковром, затканным золотыми королевскпми пчелами, вывешивает трехцветный флаг. А внизу, у спущенных железных гофрированных штор магазинных витрин, другой мосье сгребает лопатой с тротуара битый кирпич и брезгливо оттаскивает что-то — отсюда не разглядеть — к погребальному фургону. Да, они теперь заживут, — измаялись, ожидая праздничного для них часа! А миллионы в стране вновь будут обречены на нищету и голод!..

Эжен осторожно выглянул из своего укрытия и тут же снова нырнул обратно: упрямец и грубиян Альфонс Делакур возвращался, огибая площадь, заглядывая за развалины баррикады, совал свою рыжую бороду в каждый закоулок, в каждую подворотню. Он ищет тебя, Эжен! Этот сумасшедший, видимо, решил во что бы то ни стало не покидать товарища, — ишь с какой прытью носится от дома к дому, от одного подъезда к другому! Ну нет, старина, подлости ты от меня не дождешься!

Проскользнув под сводчатой кирпичной аркой мимо закрытой двери консьержки, мимо переполненных мусорных ящиков, Эжен с тревогой огляделся: где же укрыться? Крошечный каменный парижский дворик, где трудно спрятаться даже малому ребенку или бездомной собаке, не то что взрослому человеку! Нужно, Эжен, пожалуй, толкнуться в какую-нибудь из дверей! Но… война за эти трудные месяцы научила людей осторожности, все двери закрыты, заперты, да и осуждать не приходится: еще долго не пройдет у жителей страх перед пушечной и ружейной пальбой, перед свистом пуль и разрывами снарядов. Да и дрожащий отсвет горящих на бульваре Клиши домов пляшет по стенам свою будто бы веселую и озорную, но страшноватую пляску. Ну, скажи: пережив только что минувшие недели и месяцы напряженной опасности, кому захочется напоследок рисковать жизнью?

Он растерянно смотрел в светлый полукруг арки, ожидая, что там вот-вот появится силуэт Делакура. Нет, нельзя допускать, чтобы он тебя увидел!

И Эжен решил вернуться к мусорным ящикам, за ними можно присесть на корточки и переждать минуту-другую, — вряд ли Альфонс сунется в пустой двор. Эжен с усилием оторвал плечо от стены, собираясь пройти к спасительному убежищу, но в окне справа распахнулись створки жалюзи, мелькнула неразличимая в полутьме тень, и кто-то настойчиво постучал в стекло. Открылась форточка, и женский голос испуганно окликнул:

— Эжен, Эжен!

Он оглянулся на приподнятую кисейную занавеску, но лица разглядеть не смог, — только белая рука призывно и быстро мелькала, маня к себе. А через секунду рядом с окном распахнулась дверь, женские руки с силой обхватили Эжена за плечи и втащили в мрачный крохотный коридорчик. И дверь поспешно захлопнулась, железно звякнул засов.

— За вами гонятся, Эжен, да? Жандармы? Версальцы?

Через секунду Эжен оказался в маленькой, убого обставленной, но по-девичьи чистой комнатке с единственным окном, оно-то, на его счастье, и выходило во двор. И прежде чем ответить на вопросы неожиданной спасительницы, Эжен инстинктивно метнулся к окну и поверх занавески увидел Делакура, озабоченно заглядывавшего за мусорные ящики, как раз туда, где собирайся спрятаться Эжен. Рассерженно махая кошелкой, Делакур оглядел двор, пожал плечами и побежал под арку.

Облегченно вздохнув, Эжен повернулся к стоявшей позади женщине. Ее строгое лицо едва различалось в полутьме неосвещенной комнаты, но он сразу узнал и ее скорбные губы, и смелый, надменный разлет бровей, разделенных вертикальной морщинкой.

— Мария?! Вы?

— Да, Эжен! Я так испугалась за вас!

— Но разве вы живете…

Она перебила:

— Я спряталась здесь после боя на площади Бланги, когда убили Сюзи. Истекая кровью, она сунула мне ключ.

— Сюзи? Какая Сюзи?

— Возможно, вы ее видели, мы работали вместе в типографии «Марсельезы». Наборщица. У баррикады мы стояли рядом, хотели держаться до конца на площади Бланш. Но прискакали Ферре и Верморель и приказали оставить баррикаду. Оказывается, пруссаки через ворота Сент-Уэн пропустили корпус Монтодона, и версальцы наступают с тыла, по pю Данремо. Вот-вот ударят в спину. Ферре приказал оставить на баррикаде лишь местных жителей, чтобы создать видимость обороны. Потом они сумели бы укрыться по домам либо уйти через проходные дворы. А Сюзи здешняя, это ее комната. И в самую последнюю минуту… Но у меня поручение Ферре к Врублевскому, если сумею его найти, если он жив… Да садитесь же, Эжен, вы сейчас свалитесь!