Последний довод королей

– Еще не признали? А если я поближе подойду?

Он стремительно метнулся к столу. Глокта не успел даже приподняться с места, как Пайк налетел на него и сбил на пол. Бумаги разлетелись по кабинету. Глокта ударился затылком о каменные плиты пола, сипло застонал.

Холодная сталь клинка коснулась шеи архилектора. Пайк склонился над Глоктой; месиво жутких шрамов вблизи выглядело еще отвратительнее.

– А теперь? Узнаешь?

Левый глаз Глокты задергался.

«Изменился, полностью изменился. Но я его знаю».

Внезапно его словно ледяной водой окатило.

– Реус, – выдохнул он.

– Ну наконец-то, – удовлетворенно кивнул тот.

– Ты выжил, – прошептал Глокта. Первоначальное изумление сменилось восторженным удивлением. – Ты выжил. Нет, надо же, какой живучий! Я и не предполагал…

Он расхохотался, по щеке ручьем текли слезы.

– Чего смешного-то?

– Да все! Оцени юмор ситуации: я одержал победу над могущественными противниками, а мне самому приставил нож к шее Салем Реус! Самым опасным оказывается клинок, о котором не подозреваешь.

– От этого клинка тебе не уйти.

– Тогда давай. Я готов. – Глокта откинул голову, вытянул шею, прижал ее к холодному металлу. – Я давно готов.

Реус зажал рукоять ножа в кулаке. Обожженное лицо задрожало, воспаленные щелки глаз почти сомкнулись от напряжения.

«Вот… сейчас».

Обезображенные губы Реуса кривились. Жилы на шее вздулись. Он приготовился нанести удар.

«Ну же!»

Глокта часто, коротко задышал, в горле першило. Он замер в предвкушении…

«Вот сейчас… наконец-то…»

Рука Реуса не двигалась.

– Что-то тебя удерживает, – с присвистом прошептал Глокта сквозь сомкнутые пустые десны. – Не жалость. Не слабость. Все это из тебя выморозили в Инглии. Ты ни разу прежде не задумывался, что будет после того, как ты меня убьешь. Это тебя и удерживает. Вся твоя выносливость, вся твоя хитрость, все твои невероятные усилия – неужели это все было напрасно? Что тебе остается? Тебя отыщут, отправят назад… А у меня есть что тебе предложить.

Изуродованное лицо Реуса напряглось.

– Что ты можешь мне предложить? После этого?

– О, это пустяки. Я каждое утро вставая с постели вдвое больше страдаю от боли и в десять раз – от унижения. А такой человек, как ты, мне может быть очень полезен. Ты доказал свою способность к выживанию, утратил все – и совесть, и жалость, и страх. Мы с тобой оба все потеряли – и выжили. Я понимаю тебя, Реус, понимаю, как никто другой.

– Меня зовут Пайк.

– Разумеется. Подними меня, Пайк.

Нож медленно соскользнул с шеи. Тот, кто некогда был Салемом Реусом, встал над Глоктой, угрюмо глядя на него.

«Кто бы мог предугадать такой поворот судьбы?»

– Ну, вставай.

– Тебе легко говорить. – Глокта напряженно вздохнул, с усилием застонал и перекатился на живот. Медленно, мучительно поднялся на четвереньки.

«Воистину героическое достижение».

Он осторожно проверил вывернутые суставы, поморщился. Кости с громким щелканьем встали на места.

«Ничего не сломано. То есть сломано, но не больше, чем прежде».

Он протянул руку и, вцепившись двумя пальцами в набалдашник, подтащил к себе трость. Острие ножа оцарапало ему позвоночник.

– Не делай глупостей, Глокта. Не то я…

Он вцепился в край стола и подтянулся, вставая на ноги.

– Да, да, ты вырежешь мне печень и все такое… Не беспокойся. С моими увечьями я могу только срать самостоятельно. Кстати, хочу тебе кое-что показать. Думаю, что ты оценишь. А если нет… Ну, тогда перережешь мне горло.

Глокта доковылял до тяжелой двери кабинета, прошаркал в приемную. Пайк шел рядом, словно тень, пряча нож в рукаве.

– Ждите здесь, – бросил он двум практикам в приемной и захромал к выходу, мимо громадного стола, где сидел хмурый секретарь.

По широкому коридору в центре Допросного дома Глокта двигался быстрее. Трость цокала по плиткам пола. Голова ныла, но он гордо вздернул подбородок и презрительно скривил губы. Клерки, практики, инквизиторы с поклонами отступали, спешили убраться с дороги.

«Как же они меня боятся. Я теперь – самый страшный человек в Адуе. И тому есть веские причины. Как все изменилось. И в то же время осталось прежним».

Нога, шея, десны. Такие же, как всегда.

«И всегда такими останутся. Если, конечно, меня снова не начнут пытать».

– Ты хорошо выглядишь, – бросил Глокта через плечо. – Ну, если не считать ожогов. Ты похудел.

– С голодухи.

– Разумеется. Я и сам похудел в Гуркхуле. Не только потому, что из меня отбивных нарезали. Нам сюда.

Он распахнул тяжелую дверь, охраняемую угрюмыми практиками, провел Пайка сквозь железные ворота и устремился вниз по длинному коридору без окон. Кое-где горели редкие светильники, пахло сыростью.

«Все как всегда».

Щелканье трости, хриплый свист дыхания, шуршание белых одежд. Мертвенный, холодный, влажный воздух.

– Моя смерть не принесет тебе удовлетворения.

– Посмотрим.

– Уверен в этом. Не я один виновен в твоем путешествии на Север. Да, дело вершил я, однако приказы отдавали другие.

– Они не были моими друзьями.

Глокта фыркнул.

– Ой, не смеши! Друзья – это люди, которые терпят друг друга, чтобы жизнь казалась краше. Нам с тобой эти излишества ни к чему. Нас оценивают другими мерками – по нашим врагам.