Разведав местность, Хук решил устроиться на подковообразном болотистом участке, который, весьма вероятно, через пять лет станет сперва островком, а через двадцать – полноценным островом. На центральном клоке типично ютилось тесное скопление вековых деревьев, теснивших друг друга корнями, а всякий свободный дюйм грязи заселил бамбук. Хук сумел пробраться к этому берегу и втиснуть скиф между парой стволов под покрывало из мха так, что он стал неопытному глазу невидим, а опытному – почти невидим.
Хук оглядел свои труды и остался доволен.
– Эй, папаш, – обратился он к небесам, – и сотворил я дельце, и увидел, что оно, черт дери, хорошо.
Что вызвало у него улыбку.
Затем констебль малость занялся ручной работой – вырубил себе славную нычку в, наверное, восьми футах над землей, где переплетались, словно любовники, два кипариса. Хуку нравилась такая работенка, помогала на время выбросить мысли из головы. Когда с размаху бьешь полевым топориком по твердой древесине, ни для чего другого не остается места – если, конечно, не хочешь пожертвовать пальцем-другим.
Времени ушло больше обычного: Хуку приходилось приостанавливать бурную деятельность всякий раз, как из-за излучины показывалось судно.
Посудины для ловли креветок. Экскурсионные кораблики. Легкие скифы. Пироги. Хук и не подозревал, что движение на реке настолько оживленное. Но в перерывах он, по крайней мере, успевал перехватить достаточно воды, а в его возрасте это важно.
«Черт, Ридженс, – думал он, – еще немного и все, полтос подкрался незаметно. Кто б мог подумать, что ты протянешь так долго?»
Никто – и уж тем более не сам Ридженс.
«Епт, а ведь костлявая держала меня на мушке с дюжину раз».
Так или иначе, закончив обустраивать засаду по своему вкусу, Хук забрался наверх и устроился поудобнее с камуфляжной сеткой на голове и плечах.
«Лады, Ридженс, – подумал он, – теперь только ждать».
Чем он, собственно, и занялся, глядя в прицел старенькой винтовки Браунинга, с некоторым удовлетворением наблюдая, как на воде в своем дрянном каноэ показался Пшик, выписывавший дебильные маневры, чтобы не зацепить деревья. Света еще хватало, переключаться на «старлайт» Хук не стал.
Он проследил, как пацан пришвартовался у потайного причала и начал разгружать лодку. Потом явился кабан, и Хук подумал: «Епт, а может, за меня все разрешит сама природа».
Но природа так и не успела ничего сделать, потому что кабаний козырь получил самого необычного пендаля.
На тот момент Хук провел в засаде многие часы и перешел в снайперское агрегатное состояние, при котором весь мир становился как будто миражом. Стрелки-ветераны частенько поговаривали, мол, когда долго смотришь в прицел, выстрел в цель перестает казаться чем-то реальным.
Именно поэтому, когда из воды, где-то в пятидесяти футах ниже по течению, вынырнуло крупное существо, Хук не рухнул с дерева. Первой его мыслью было: «Ты папашу своего грохнул в церкви под ураганом. То, что демоны начнут мерещиться – вопрос времени».
Однако он быстро сообразил, что увиденное – не галлюцинация. Та штука была реальна как вода, из которой она вылезла, и небо, в которое взлетела.
«Гребаное чудовище Хани-Айленда, – подумал Хук. – Оно существует».
Констебль оставался оцепенело-неподвижным из соображений, мол, мало ли на что способно существо, хотя крылатая зверюга размером с медведя и с клыками как у моржа наверняка может еще как навредить.
«Смотрит не в мою сторону, – подумал он. – Давай-ка глянем, как все развернется».
Развязка виделась Хуку примерно следующим образом:
– кабан обделается;
– кабан убегает;
– чудовище жрет мальчишку.
И в двух пунктах он ошибся.
Кабан действительно обделался – но только после того, как чудовище прибило его к дереву огненным шаром, которым, судя по всему, выстрелило изо рта.
Огненным-бог-свидетель-бля-буду-шаром. А-ля дракон.
«Круто, – подумал Хук, а потом: – Так вот, с чем я тут имею дело? С драконом?»
Частично он был доволен, что сумел не прервать полосу под названием держать-себя-в-руках-пока-вокруг-творится-мракобесие.
«Перегибы меня не колышут».
Ни у религиозных фанатиков любого рода.
Ни, как выяснилось сейчас, у животных.
Правда, Хук заметил, что руки все-таки слегка дрожат.
«Черт, да большинство на моем месте уже бы рухнули с дерева, – подумал он. – Дрожь в руке значит, что я не тупой, вот и все».
Сюрреалистическая сцена, тем временем, продолжала разворачиваться, не подозревая о тайном наблюдателе. Дракон, если это был оный, скользнул к причалу и… не напал на Пшика. Более того, похоже на то, будто малец ему знаком.
Выглядело, будто они…
А могли эти два мудака?..
Вести всамделишную беседу? Всамделишной речью?
Света становилось все меньше; Хук поспешно полез в рюкзак за монокуляром и переключился на ночное видение.
И вот ему открылась картина, ясная как зеленый день: пацан и дракон трепали языками.
«Вот это поворот», – подумал Хук, подправляя фокус и рассеянно прикидывая, что надо обязательно заменить монокуляр на новый, с автофокусом.