— Могу проводить вас до нашей деревни, я как раз оттуда, — он махнул рукой, — и, если пожелаете, останетесь у меня. Мы с женой живем не сильно богато, но накормить и дать кров над головой усталому путнику всегда сможем.
О! Чуть не бросилась обнимать доброго дяденьку.
— Вы несказанно добры! Это как раз то, что нужно! Если я вас не стесню.
По дороге в деревню мы познакомились. Мужчину звали Тихон, он был местным кузнецом. Дома его ждали жена, трехлетняя дочь, сынишка девяти лет и семнадцатилетняя племянница, дочка покойного старшего брата и его супруги, погибших позапрошлой зимой на заснеженном тракте. При упоминании о девочке голос Тихона слегка дрогнул. Я решила не спрашивать ни о чем, пока мы не попадем в дом, после чего я, возможно, пойму, что случилось.
Поля и деревья остались позади, сменившись постепенно утоптанной дорогой. Мы с Тихоном вошли в ворота его деревни. Мужчина перекинулся несколькими словами с привратником, и свернул на одну из широких улочек. Я с любопытством оглядывалась по сторонам. Низкие деревянные дома с яркими ставнями на окнах кое-где разбавлялись каменными строениями. В каждом дворе были свой сарай, огород, слышались блеяние и квохтанье разнокалиберной живности, создававшие неповторимую атмосферу, присущую небольшим поселениям.
Дом Тихона тоже был каменным, одноэтажным. К нему, насколько я рассмотрела, примыкала кузница. На пороге стояла кроха в голубом платьице и с любопытством глядела на нас. При виде дочери, такой же огненноволосой, как и отец, лицо Тихона снова осветила улыбка.
— Даюшка, здравствуй! — Мужчина подхватил кроху на руки, расцеловал в пухлые щечки и покружил. — Папку ждешь?
— Неть, — ответило рыжее чудо, радостно хихикая в сильных руках.
— А кого? — спросила я, мне тоже было любопытно. А еще уютно и радостно внутри. Счастье, которым лучились эти двое, было так ощутимо, что можно было потрогать руками.
— Неть, — повторила девочка, хитренько щуря голубые глазки.
— Дайна, ты с кем там разговариваешь? — на пороге появилась румяная темноволосая женщина с закатанными высоко рукавами и в переднике. Руки были перепачканы в муке, на щеке тоже след от муки.
— Это мы, — Тихон с дочкой на руках поцеловал жену, нежно отерев ладонью ее измазанную щеку. — Пироги печешь?
— Да, — глаза пары были наполнены такой любовью, что мне стало неудобно: появилось эдакое растрепанное нечто и нарушило идиллию.
— Тарина, у нас сегодня гостья, — Тихон показал на меня, я кивнула и улыбнулась. — Аррлея путешествует в Айнору, некрасиво заставлять человека искать ночлег так поздно.
— Конечно, — женщина забрала притихшую дочку с мужниных рук и приглашающее взмахнула рукой в сторону открытой двери. — Проходите, милая, вы, видно, устали с дороги?
Я в очередной раз подивилась их гостеприимству. Незнакомого человека в своем доме редко когда принимали настолько радушно.
Я умылась в бочке с водой на заднем дворе, пока никто не видел привела магией в порядок волосы, и уселась ужинать с семьей. Все оказались рыжими: и маленькая Дайна, и сын хозяев Милен, и бледненькая болезненная Фиана — племянница Тихона. Атмосфера за столом витала семейная, дружелюбная, но чуть портили впечатление печальные взгляды, изредка бросаемые Тариной и ее мужем на племянницу. Девушка была тоненькой и изящной, с тяжелой золотистой косой до пояса. Под серыми глазами залегли глубокие тени, в сочетании с молочно белой кожей создававшие ощущение фарфоровой хрупкости и надломленности.
Я объелась домашними пирогами до отвала. Пожелав спокойной ночи гостье, хозяева разошлись по разным комнатам, что немало удивило меня. Тихон со спящей Даюшкой и Миленом ушли в хозяйскую спальню, Тарина с Фианой скрылись в детской, смежной с кухней, где мое уставшее тельце уже возлежало на теплой печи. С мыслью о том, что все это в крайней степени непонятно, я провалилась в сон.
Всю ночь я прометалась в бреду. Восстановление магического резерва требует очень много сил, но мне чудились крики и приглушенные стоны, полные мучений, нечеловеческих страданий. Чувствовала, как холодный пот струйками стекает по моему лицу, но не могла вырваться из липких объятий кошмаров. И уже с рассветом, когда в кухне послышались осторожные тяжелые шаги Тихона, я, наконец, справилась с собой и резко села на своей постели. Хозяин замер, не донеся ко рту глиняную кружку с водой. От вчерашнего счастливого мужчины, который кружил в объятиях дочь, целовал жену, ласково гладил по голове сына и племянницу, осталась бледная копия. В потемневших глазах стояли слезы.