Читаем Последний гетман полностью

Спор за тело и душу Екатерины велся непрестанный. И – только третий спорщик, Кирилл Разумовский, молча и насупленно посматривал со стороны. Он чаял и вовсе не появляться во дворце, но как можно? Под его командой состоял весь петербургский гарнизон, включая Выборг и окрестности. Императрица все еще не находила верного командующего. При таком-то сонме сенаторов, генералов и фельдмаршалов! Вот поди ж ты…

Казалось бы, не хочешь старого – назначь молодого. Фавор в трудах ратных добывается. Если граф Разумовский бежал от ратной славы, так и фавора сторонится. И не только потому, что отец одиннадцати деток – знал свое место: возле трона, но не в сердце сидящей на троне женщины… Впрочем, сидела-то она больше в мягком и удобном кресле, за письменным столом; окружающие лишь мешали. Кабинет-секретарь Теплов назойливо подсовывал бумаги; слуга четырех господ, то бишь граф Разумовский, затаенными вздохами отвлекал, а друг Гриша придворные манеры путал с манерами казарменными. Он считал себя уже мужем Императрицы, следовательно, Государем при Государыне. В словах и изъяснениях не считал нужным и скрываться. В офицерском кружке, за пирушкой, то и дело слетало с красивых, мужественных губ: «Катеринушка», «Катя» и даже – «моя немочка». Был Орлов из немецких колонистов Адлеров – знатность для русских князей и графьев сомнительная, но вот поди ж ты – угоден, даже слишком угоден Императрице! Открыто намекал: пора ему уже быть и законным Императором. В кружке офицеров, участвовавших в заговоре против Петра Третьего, назревал новый заговор; сговаривались решительно, убеждая прежде всего самих себя: «Господа, пора нам, офицерам гвардии, собраться всем и просить Ее Величество, чтоб она изволила сии побуждения рассеять…»

Гвардейские пересуды – не шутка; гвардия меняла царей как перчатки. Оставшись наедине с графом Разумовским, Екатерина доверительно спросила:

– Кирилл Григорьевич, правда ли, что Орлов себя супругом моим мнит?

Вопрос щекотливый, но щекотно, со страхом напополам, и отвечать на него. Как всегда, выручила хохлацкая изворотливость. Кирилл усмешливо поклонился:

– Ой, хотела меня мати, за першаго, за другого…… За третьего отдать,А тот третий, як у поли ветер -ой, не отдай меня мать!

Осердившись на песнопения, Екатерина взглядом повелела тотчас же откланяться и остаток дня хмуро и невразумительно занималась делами. Истинно, все из рук, то есть из-под пера, валилось. Песенный совет Кирилла Разумовского не забывался. И вечером, когда в ее личные покои вальяжно завалился Григорий Орлов, слава богу, хоть в обоих сапогах, напрямую спросила:

– Слышала, ослышалась ли я – говорят, что ты на мне венчаться хочешь?..

Орлов бестрепетно и нагловато посмотрел на Екатерину. Томный взгляд его предвещал самые глубины женского счастья. Слова были излишни, хотя он и напомнил:

– Венчался же Алексей Разумовский с Елизаветой Петровной.

Это были, конечно, придворные догадки, никто ведь сути не знал.- Не тревожь, сударь, вечный сон истинно богоданной Государыни, – парировала доселе уступавшая Екатерина. – Да и в моральных благостях графа Алексея Григорьевича я не сомневаюсь.

Орлов вышел в недоумении, при всем своем ограниченном уме понимая, что потерпел сегодня фиаско. Екатерина тотчас послала за канцлером Воронцовым. А пока того поднимали с диванов, одевали и привозили, в переходах дворца опять встретился Кирилл Разумовский. Гнева в прекрасных глазах Екатерины как не бывало. Она пальчиком смахнула с отворота его камзола пылинку:

– Скажите, Кирилл Григорьевич, дома ли любезный граф Алексей?

– Дома, ваше величество, – ответил он с вопросом во взгляде. – Чаю, заскучал без гостей…

Она кивнула, не дослушав, да и пора было: канцлера Воронцова доставили во дворец и сопроводили в кабинет двое камер-юнкеров. Она поспешила опередить, чтобы встретить с подобающей важностью.

В таких случаях лучше было не ходить вокруг да около.

– Михаил Илларионович, вы издавна дружны с графом Алексеем Разумовским. А меня, как всякую женщину, вдруг разобрало любопытство: верна ли молва, что он был повенчан с покойной Государыней? Ведь в таком случае должны остаться какие-то бумаги?..

Воронцов был истым царедворцем, на всякий случай ответил уклончиво:

– Граф Алексей Григорьевич по сему поводу никогда не распространялся. Но почему бы нам с ним не поговорить по-стариковски?..

– Поговорите, друг любезный, со старым приятелем, поговорите… Я не смею вас больше задерживать, – осталась довольна Екатерина ответом.

Воронцов тотчас же поехал к Алексею Разумовскому, не зная, конечно, что Кирилл уже опередил его. По сырой погоде братья сидели у камина и попивали венгерское – исстари любимый напиток брата старшего. Кирилл как раз рассказывал о тайных тревогах Екатерины и о странных к нему вопросах, когда камердинер доложил о приезде графа Воронцова. Усмехнувшись, Кирилл сказал:

– Я, пожалуй, в соседней комнате побуду? Алексей согласно кивнул, будто предвидя щекотливость разговора.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сподвижники и фавориты

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза