Последний гетман

Но в том-то и дело, что «кручина» одолевала нынешнюю Императрицу. Она была достаточно умна и начитанна, чтоб не понимать: Украину приняли в состав России на правах автономии. За сто с лишним лет никто не оспаривал это право. Ни Петр Великий, ни его дочь – Елизавета. И хоть не без ее влияния избран граф Кирилл Разумовский, однако ж, по всем войсковым правилам, по древнему «извычаю». Как Екатерина ненавидела это закостенелое слово!

Гетман Разумовский не давал никакого ответа. Бывая по своим многим чинам во дворце, он раскланивался со всем придворным этикетом, но о делах не заговаривал, аудиенции не просил. Екатерина давала себе отчет, что слишком круто повела себя при первой встрече. Она уважала этого несговорчивого человека… хуже того!., любила издавна. Что делать, и цари не властны над своей душой… хотя властвуют над огромнейшей Империей.

Крайне ревнивая ко всему, что касалось ее власти, Екатерина, вопреки себе же, запретила Разумовскому являться ко дворцу. Самое малое, это означало ссылку…

Но гетмана все любили – кто тайно, кто явно. Нелегко было найти людей, которые бы уговорили несговорчивого хохла отказаться от смешной и никчемной любви к Малороссии… во имя царской любови самой Императрицы. Все личное она отринула – не могла отринуть своей власти над этим упрямцем. Но ведь он-то…несчастный!., любит бывшую Фидхен, которой сейчас и думать о такой глупости, как любовь, не позволено… Кто может Императрице что-то не позволять?! Самый страшный человек – она сама… Мнит, глупый, что именно он своей публичной неприязнью к Гришеньке помешал обвенчаться с этим утешителем женской похоти. Какое заблуждение, Кирилл Григорьевич, недотепа Кирилка, как сказали бы русские бабы… Она-то – разве не баба, хотя и немка? Баба, истинно баба, вечно тоскующая по мужику. Что заблудшие тени, вроде Салтыкова или лощеного поляка Понятовского! Один станет добропорядочным прожигателем жизни, другой никчемным королем, а толку-то?.. Не больше, чем от убиенного племянника Елизаветы. О, она лучше других знает, кто задушил недозрелого «чертушку»… Не Орловы, нет. Стоит ли называть это лукавое имя?!

Екатерина семнадцать лет после венчания не знала своего мужика. Своего, Господи! Догадывается ли хоть кто из вас, увешанных царскими орденами, каково бабе-Императрице… да просто бабе!., просыпаться в постели, шелками и бархатом выстланной… и не знавшей крепкого мужского духа? После венца она этого не знала, не знала и позже, пока… Что об этом говорить! Под венец с такими, как Гришенька, не идут – идут в грязную, вожделенную постель. Бабский случник… да, именно случка, господа! – он этого не понимает; но не понимает и пентюх, которого угораздило стать гетманом и по глупости народить от сумасшедшей Нарышкиной одиннадцать верноподданных душ. Может, грешный позыв бабы лучше гетманства? Может, запах мужика дороже царского венца? То плоть вопрошает – не ум. Ум повелевает совсем другое. Власть!

Власть, которая слаще пропахшей потом постели…

…опьянеет сильнее вина…

…сильнее опаляющей молнии…

.. невского потопа…

…холеры азиатской…

…дыбы костоломной…

…ледяной сибирской ссылки…

…безмолвия Шлиссельбурга…

Власть беспредельная!

Екатерина понимала, что уже не отступит. Зря упрямец мнит себя вершителем своей судьбы. Судьбу его вершит она, Самодержица Всероссийская! Держит вот в этой руке…

Всегда найдутся рядом людишки, по своей малости рабски обожающие власть. Наплетут и напишут что угодно. «Чего изволите, ваше величество?» Она изволила иметь на своем Государевом столе, для всеобщего обозрения, письменное оправдание неминуемого решения. И оно незамедлительно воспоследовало: