Последний год

И вдруг в конце дня телефонный звонок из канцелярии Штюрмера — его величество ждет английского посла завтра в 11 часов утра в Царском Селе. Это сработало его давнее прошение об аудиенции, с которым Бьюкенен обращался еще в прошлый приезд царя из Ставки.

Царь принял его в присутствии царицы. Оба встретили его официально, холодно. Царь с отсутствующим лицом сидел за письменным столом, его бесцветные глаза, утонувшие под опухшими веками, как и вся его фигура, ничего, кроме усталости, не выражали. Бьюкенен впервые заметил на его щеках резко обозначившуюся сетку склеротических жилок. Сидевшая поодаль на диванчике Александра Федоровна, красивая, в светлом платье и накинутой на плечи белой шали, настороженно и недобро смотрела на посла, ее руки, лежавшие на коленях, вздрагивали.

Боже, как непостижимо далеко было время в этом кабинете, когда царь, приветливо его встретив, начинал расспрашивать о его семье, рассказывал трогательные истории о своих девочках, о проказах наследника и потом сам собой завязывался взаимно доверительный серьезный разговор о политике, о государственных делах, когда царь интересовался ого мнением и по вопросам, никак не входившим в прерогативы посла… Сейчас в этом залитом солнцем уютном кабинете Быокенен ощущал холодную враждебность.

Образовалась мучительная для Бьюкенена пауза, а царь, как было положено, разговора не начинал. Царица шевельнула рукой, и бриллиант на ее перстне холодно сверкнул.

— Знает ли Англия о наших успехах на юге? — спросил наконец царь тихим голосом по-английски.

— О ваше величество! Мне приятно сказать, что успех русских войск на юге играет огромную роль в нашем общем деле, — начал Бьюкенен, но его остановил резкий голос царицы:

— Однако это не мешает английским газетам писать об этом успехе с оскорбительными оговорками.

— Ваше величество, — повернулся к ней Бьюкенен с легким поклоном, — смею вас заверить, что в Англии этот успех никто сомнению не подвергает.

— Еще бы и это… — обронила царица и стала расправлять платье на коленях.

— Так или иначе общими усилиями война идет к ее логическому концу, предрешенному нашими общими планами, — примирительно сказал Николай.

— Конечно! Конечно! — радостно согласился Бьюкенен. — И перестать верить в это было бы преступлением перед человечеством и прежде всего перед нашими пародами.

Царица подошла к мужу.

— Я оставлю вас… мне нужно ехать в лазарет.

Царь встал и молча поцеловал ей руку. Бьюкенен тоже встал, низко ей поклонился и сказал проникновенно:

— Ваша забота о раненых, ваше величество, восхищает Англию.

Царица еле заметно кивнула, шурша платьем, поднялась по лестнице на антресоли и скрылась там за дверью в углу.

— Что вы думаете, ваше величество, по поводу послевоенных границ России? — спросил Бьюкенен, присев на край кресла.

Царь взглянул на него и снова уставился в стол, долго молчал и наконец сказал глухим голосом:

— Преждевременно говорить об этом…

— В Лондоне вызвал не столько интерес, как любопытство зондаж на, этот счет со стороны Германии, произведенный в якобы имевших место переговорах господина Протопопова в Стокгольме?

Николай спокойно ответил, что не может припомнить, о чем там шла речь, и что вообще это не имеет никакого значения…

Поскольку царь сегодня спокоен, Бьюкенен решается начать разговор о внутреннем положении в России. Конечно, это внутреннее дело государства, которое не входит в прерогативы посла, но разве раньше они не разговаривали об этом? И разве царь не благодарил его потом за искреннее его стремление помочь ему своими советами? Вот и сейчас он просто делится с государем своими впечатлениями по поводу перебоев в снабжении продовольствием и выражает возмущение теми, кто хочет воспользоваться подобными внутренними трудностями для своих политических целей.

Царь слушал его с таким ничего не выражающим лицом, что Бьюкенен сказал встревоженно:

— Ваше величество, все это весьма серьезно. Отсутствие хорошей организации этого дела бьет по производителям продовольствия. Вы теряете веру у крестьян вследствие нераспорядительности ваших министров, не умеющих организовать закупку и вывоз необходимого продовольствия.

Царь ответил спокойно:

— Я уверен, что мои министры с этим справятся.

Снова выяснено очень важное: царь не знает истинного положения с продовольствием. Иначе он так не ответил бы… И вдруг царь добавляет:

— Особые надежды я возлагаю на нового министра внутренних дел Протопопова…

У Бьюкенена чуть не вырвалось: «Не может быть!» — но в следующее мгновение царь сказал:

— Сейчас очень важно, чтобы наши союзные державы были правильно информированы о нас и наших делах…

И хотя царь сказал это вяло, без выражения, Бьюкенен решил ответить:

— Все время, что я в России, ваше величество, я считаю это своим священным долгом и обязанностью. — В его ответе было и согласие с мыслью царя, и решительное отклонение каких бы то ни было претензий на этот счет к нему.

— Я верю, — произнес царь и встал…