-- Давайте не перекладывать взрослые проблемы на детские плечи. Мне хватает того, что родители прикрываются заботой о детях. Предательство? У меня в двенадцатом классе мальчики подрались из-за этого. Я не хочу, чтобы среди них началась гражданская война.
-- Она уже идёт много лет, -- сказал Карапчевский. -- Вы вырастили новое поколение людей, поколение интеграторов. Теперь, когда они повзрослели и хотят высказаться, вы говорите: они дети, пусть играют в игрушки. Вот мой новый сотрудник Иван -- тоже недавний гимназист, теперь студент. Ему вы тоже посоветуете играть в игрушки?
-- И студенту невредно иногда поиграть, -- миролюбиво сказал директор. -- Как вы относитесь к игровым автоматам, Иван?
Я вспомнил, что недавно просадил всю мелочь, когда пытался достать плюшевого мишку для Майи.
-- Родители, дети... -- сказал Карапчевский. -- Но какова ваша роль? Раньше вы имели влияние в этих стенах. Ваше слово теперь ничего не стоит?
-- Стоит, Саша, -- сказал директор. -- Стоит. Когда оно не противоречит общему мнению.
-- Почему я узнаю об этом самым последним?
-- Потому что вы бы ничего не сумели исправить. Потому что вас бы и слушать не стали.
-- Я хочу, чтобы меня выслушали, -- сказал Карапчевский. -- Соберите родительский совет, и я попробую их переубедить.
Директор засопел носом, как насос.
-- Я предупредил... -- глухо сказал он. -- Я предупредил, что уволюсь, если решение будет принято. Решение принято.
Он с трудом поднялся из-за стола и подошёл к окну. Заложив руки назад, он долго смотрел во двор. Слышалось только сопение. Карапчевский подошёл к директору и с тревогой заглянул в его лицо. Директор снял очки. Карапчевский махнул рукой, чтобы я уходил.
Перемена кончилась. В коридоре никого не было. На подоконнике лежала забытая кем-то -- или нарочно оставленная? -- книга "Чёрная земля фараонов". Старая книга, но издание прошлогоднее.
Из-за угла показались двое мальчишек из шестого или седьмого класса. Они неспешно подошли ко мне. Один -- тот, что пониже, -- смело сказал:
-- Здравствуйте! Вы новый учитель?
-- Нет, -- ответил я.
Мальчишки не отходили.
-- Уроки прогуливаете? -- спросил я.
-- Не прогуливаем, -- серьёзно ответил тот, что пониже. -- У нас учитель заболел. Остальные в библиотеке, а мы тут.
Второй -- тот, что повыше, -- откинул чёлку со лба. Кончики волос были опалены огнём.
-- Слушай, что это у вас у всех за галстуки? -- спросил я.
-- Это символ нашей гимназии, -- ответил тот, что пониже.
Мальчишки всё не уходили.
-- Нравится вам тут учиться? -- спросил я, чтобы что-нибудь спросить.
-- Очень нравится, -- сказал тот, что пониже.
Он засиял от гордости. Тот, что повыше, презрительно фыркнул. Он оставался на месте только ради приятеля.
-- А у вас в классе есть кханды? -- спросил я.
Тот, что пониже, перестал сиять. В его взгляде мелькнуло подозрение. Тот, что повыше, опять дёрнул головой и отвернулся. Как будто ему было противно слушать меня и просто находиться рядом.
-- Пошли уже! -- сказал он приятелю, но смотря в другую сторону.
-- До свидания, -- тихо сказал тот, что пониже.
-- До свидания, -- сказал я.
Когда они уходили, тот, что пониже, прихватил "Чёрную землю фараонов".
* * *
Карапчевский не раскрывал, чем закончилась встреча с директором. Мы шли тем же путём, которым я шёл в субботу с Артёмом, Майей и Денисом. Карапчевский смотрел вперёд. Он высоко задрал голову, лицо его было угрюмо.
Я устал -- не от ходьбы, конечно, а от постоянных встреч с новыми людьми. Давно у меня не было такого насыщенного событиями дня.
В аллее у театра Карапчевский сел на скамейку и сказал:
-- Вам, Иван, сегодня никуда идти не надо?
-- Вроде нет.
-- Тогда посидим здесь немного, а то голова раскалывается.
Я сел рядом. На афишной тумбе краснели огромные буквы "Антоний и Клеопатра".
-- Александр Дмитриевич, -- сказал я, -- я так и не понял, какие у меня обязанности.
-- Я ведь уже говорил: смотреть и думать. Мне нужен свежий взгляд на то, что происходит. Вот прошёл день. Какие ваши мысли? Что вы думаете о том, что видели?
-- Может, я ошибаюсь... -- сказал я.
-- Человеку свойственно ошибаться, как заметил бы Виталий Петрович, -- сказал Карапчевский. -- Выкладывайте.
-- Префект и этот... первый зам... -- Я подыскивал слова. -- Мутные они какие-то. Вроде бы хотят помочь, а сами... Не верю я им.
-- Почему? -- спросил Карапчевский.
Он ждал того самого слова. И дождался.
-- Дифферы они, -- сказал я. -- Извините... Дифференциаторы.
-- А Виталий Петрович? -- спросил Карапчевский.
-- Он, конечно, интегратор! -- сказал я. -- Но он же ничего не сможет сделать. Он уже старый и слабый.
-- Старый и слабый, -- сказал Карапчевский. -- Слабый и больной. Как и я.
Он что-то обдумывал.
-- Ладно, -- сказал он бодрым голосом. -- Мы пока не сдаёмся. Делай, что должно, и будь, что будет. Так ведь?
-- Так, -- ответил я, хотя фраза показалась мне не вполне логичной.
-- Пора расходиться, -- сказал Карапчевский. -- Поеду-ка я, навещу Диану.
Меня он не звал, а я не просился. Я подумал, что теперь можно забежать в библиотеку.