Последний из Двадцати (СИ)

Рун поначалу так и подумал, прежде чем бесовка не глядя вытащила одного из них — несчастный был обёрнут в лохмотья, из широко раскрытого рта доносился почти мышиный, неразборчивый писк. Разинув пасть, мать нечисти швырнула его себе в рот. Будто орех, будто конфету.

Клацнули острые зубы: зажмурившись, бесовка старательно жевала кровавую добычу.

Юный чародей не знал, что же он в конце концов испытывает. Отвращение? Омерзение? Тихий, скребущийся меж лопаток ужас?

Словно только сейчас заметив его взгляд, повелительница этих покоев встрепенулась.

Представление, понял чародей. Хочешь заловить беса — поставь среди поля шатёр скоморохов, долго ждать не придётся. Бесовья мать отчётливо желала ему показать его будущую судьбу. Ведь неловкий страх, застывший на лице будущей жертвы — лучше любого деликатеса.

— Мои игрушки, — озорно пояснила она, подмигнула. — Все те, кто осмелился бросить мне вызов. Своей волей или случайно.

— Судя по всему, — осмелился Рун, — их хватает ненадолго?

Он отчаянно гнал от себя сравнения дьяволицы с Виской, что так же делала кукол из понравившихся ей селянок.

Звонкий, девчачий смех был ему ответом.

— А ты забавный, колдунчик. Мои игрушки — вечны. Пока я не пожелаю их отпустить, они будут возрождаться через некоторое время. Знаешь, что очень весело? Человек способен привыкнуть к боли. К боли, мучениям, издевательствам, даже к любой моей хитрой выдумке. А потому, они каждый день теряют память. Каждый день развлекают меня так же, как в первый и…

Она проследила за взглядом последнего из Двадцати. Человек-букашка набравшись смелости, выбрался из чаши прочь. Несчастный крался, но страх, громоздившийся на его плечах, заставил его бежать. Руну казалось, он слышит, как звонко и отчётливо шлёпают босые ноги по твёрдой, щербатой столешнице.

Её ладонь прихлопнула его так, что юный чародей вздрогнул. На месте бедолаги должна была остаться лишь кровавая каша. Вопреки тому, стоило бесовке чуть приподнять руку, парень увидел скорчившегося от боли бедолагу. Он шевелился, словно полупридавленный жук — нелепо и смешно.

— И иногда их жалкие попытки спастись — лучшее из развлечений. Мне нравится их наказывать. По всякому.

Не дожидаясь ответа чародея, бесовка схватила новую жертву за ногу — беспомощной игрушкой он повис в её хватке. Нечистая оттянула край своей набедренной повязки, швырнув несчастного к промежности. Прижала ладонью, блаженно закрыв глаза.

Рун лишь хлопнул глазами, как бесовья мать уже оказалась у него за спиной. Её ладони мягко легли ему на плечи, ушей коснулось горячее, девичье дыхание. Бесовка пахла иначе, чем её собратья — от неё за версту разило неприкрытым вожделением, страстью и желанием. Рун едва сдерживал себя. не давая волю рукам.

— Я обещаю, что не буду с тобой столь же строгой, мой маленький колдунчик. И даже не буду лишать тебя памяти — может быть через вечность или другую ты даже начнёшь получать удовольствие от моих игр вместе со мной.

Её слова подействовали на него отрезвляюще, выбили из колеи. Рун холодно отстранился от бесовки. Здравый смысл витал в облаках — быть может, ему с легкостью и удалость преодолеть витающие в воздухе чары азарта, но думать о том, в какой же ситуации он оказался хотел меньше всего.

Воображение, словно взбесившись, норовило нарисовать ему жуткие картины тех омерзительных игрищ, которые затеет бесовья мать, стоит ему проиграть.

Проиграть…

Бесовьи матери никогда не предложат сыграть, если не уверены в собственной победе. Эта же не просто верила в свою победу — знала. Любой чародей превращался в обычного человека в глубинах преисподней. И дёрнуло же его провернуть тот фокус? Следовало прогнать лишь придорожных бесов и ехать дальше — Храпуны были в двух часах неспешного шага! А теперь ему грозит стать меньше в пару десятков раз, и развлекать бесовку с мыслями и поведением капризного подростка…

Призрак старого учителя в голове юного чародея лишь хитро подмигнул. Он играл в игры, подобные этим ещё задолго до того, как сам Рун явился на свет. И если уж не остался в местных покоях беспомощной игрушкой — значит, победить возможно.

Не дрейфь, велел старик. При плохой карте спасает холодная голова. Уж что-нибудь, да придумаем! Рун отчаянно цеплялся за его слова, как за последнюю надежду.

Мастер Рубера общего оптимизма не разделял, впрочем, как и не поддавался панике. Паника, говорил он, последнее, что сразу же бывает перед смертью. Лучше не слышать песнь этой сирены и идти дорогой смелых. Парень кивнул, соглашаясь с ним. Сомнения же грызли его душу, подтрунивая над тем, что сегодня дорога смелых, отчего-то, решила вести идущего прямо в исподнее дьяволицы…

— Меньше слов, — вставая проговорил чародей, разом смахнув с себя неуверенность, перехватывая инициативу в свои руки. Бесовка неловко, будто испуганно попятилась. — Что за игру ты собираешься мне предложить?