Последний Катон

— До того, как мы перешли к этой приятной беседе, я говорил, что, когда желающий стать ставрофилахом попадает в крипту Честного Древа, он находит там доску, на которой красуется христограмма Константина и пара выделенных красным фраз, которые привлекают к себе его внимание, поскольку первая из них указывает ему на то, что он наконец стоит на пороге испытания греха гнева и что для его прохождения ему нужно будет быть терпеливым, очень терпеливым, поскольку терпение является теологической добродетелью, противопоставляемой смертному греху гнева. А последняя фраза, гласящая: «Да будет твоё терпение преисполнено этой молитвой», говорит ему, что разгадку он должен искать в самой молитве, поскольку в ней его поиск исполнится. Так что, отбрасывая две выделенные красным цветом фразы, нам остаётся чёрный текст, и, думаю, именно там нам нужно искать «седьмое и девятое».

— Значит, седьмое и девятое слово? — спросила я, поворачиваясь к репродукции.

— Раз лучших идей нет, попробуем это. — И Фараг посмотрел на Кремня, который даже не пошевельнулся.

— Седьмое слово «» — «когда», — сказала я, обводя её кругом, — а девятое «» — «солнце».

— «Хотан хо хелиос…» — с довольным видом произнёс Фараг. — «Когда солнце…» По-моему, мы угадали, Басилея! По крайней мере смысл есть.

— Рано радуетесь, — упрекнул его Глаузер-Рёйст. — Совпадение может быть случайным. Кроме того, эти слова не совпадают со словами перевода.

— Художественный перевод никогда не совпадёт с оригиналом, Каспар. Но эти совпадают с буквальным переводом этой фразы, который звучал бы так: «Так же, как растение бурно растёт, когда хочет солнце».

— В общем, если предположить, что это седьмое и девятое слово каждого предложения, — объявила я, чтобы не дать им снова затеять спор, — следующие слова: «» и «» — «заходить» и «от».

— Вот вам доказательство, Каспар! «Хотан хо хелиос катеди эк…» Или, что то же самое: «Когда солнце зайдёт от…» Это греческое выражение, означающее «на закате». Ну как вам?

Я продолжала отсчитывать и обводить слова, пока в тексте молитвы не было выделено всё послание.

— «Когда солнце зайдёт, — буквально перевела я, закончив свою работу, — от ста и девяноста двух афинян могилы до сборщика податей. Беги и достигни до рассвета. Как проситель ударь семью ударами в дверь».

— Здесь есть смысл! — воскликнул Фараг.

— Вот как? — с издёвкой произнёс Кремень. — Тогда давайте объясните мне его, потому что я его не вижу.

Фараг одним прыжком оказался рядом со мной.

— На закате от могилы ста девяноста двух афинян до сборщика податей. Беги и достигни до рассвета…

— Зачем ты ставишь точки, как в молитве? — вмешалась я. — Если их убрать, фраза выходит лучше.

— Точно. Ну-ка. На закате, гм… На закате беги от могилы ста девяноста двух афинян до сборщика податей и достигни до рассвета. Как проситель ударь семью ударами в дверь. По-гречески «достигать» и «добегать» — одно и то же.

— По-моему, выходит очень хорошо. Перевод совершенно верный, — сказала я.

— Вы уверены, доктор? Потому что я не очень понимаю, как можно бежать от ста девяноста двух афинян до сборщика податей. Если вы, конечно, не будете в обиде на мои слова.

— По-моему, нам нужно выйти поужинать и продолжить чуть позже, — предложил Фараг. — Мы устали, и отдых пойдёт нам на пользу: мы восстановим силы и прочистим мозги разговорами о посторонних вещах. Что скажете?

— Я согласна, — с энтузиазмом присоединилась к нему я. — Пойдёмте, капитан. Пора сделать перерыв.

— Идите сами, — сказал Кремень. — У меня дела.

— Какие это дела? — спросила я, беря с кресла куртку.

— Я мог бы ответить, что это вас не касается, — раздражённо ответил он, — но я хочу поискать информацию об этих афинянах и сборщике податей.

Спускаясь по лестнице в столовую, я не могла не вспомнить всё то, что брат рассказал мне о капитане Глаузер-Рёйсте. Я чуть не рассказала обо всём Фарагу, но подумала, что не стоит этого делать, что лучше не распространять подобные сведения, а если они и будут распространяться, то по крайней мере не через меня. Есть определённые вещи, в которых я предпочитала играть роль конечной, а не транзитной остановки.

Когда, уже сидя за столом, я вышла из раздумий, бирюзово-голубые глаза профессора смотрели на меня так, что я не смогла выдержать его взгляда. На протяжении всего ужина я избегала его глаз, словно они жгли огнём, хотя пыталась, чтобы мой голос и речь были абсолютно нормальными. Однако должна признать, что, несмотря на то, что я боролась с собой всеми силами, в тот вечер он показался мне… очень красивым. Да, именно так. Очень привлекательным. Не знаю, то ли дело в том, как спадали ему на лоб волосы, то ли в том, как он жестикулировал или как улыбался, но что-то в нём такое было… В общем, он был ужасно хорош собой! По дороге назад в кабинет, где нас ожидал милый Глаузер-Рёйст, которому Фараг нёс тарелку с ужином, я почувствовала, как у меня подкашиваются ноги, и захотела убежать, вернуться домой, скрыться и никогда его больше не видеть. Я закрыла глаза, отчаянно пытаясь найти покровительство у Бога, но не смогла.