— Он сам молвил, да и кто ещё в сефери — большой набег с Черкесии пойдёт? Не холопы же ихнии?-
— А откуда ты про орков узнал?-
— Своими очами зрил, когда в Кабарду с послами ходил. Меня за умение на татарских наречиях толмачить послали-
— Точно сам видел их? -
— Як тебя сей час. Да и што тебе оне так в душу-то запали? Те же человече, что и мы, токмо величатся именитостью да воинскими делами зело-
— Совсем такие как мы?-
— Весь род людской из семени Адама и лона Евы вышел — как маленького стал поучать меня Афанасий — Иль ты мнил оне с рогами на лбу, или с хвостом и шерстию обрасли, яко звери лесные?-
— А нигде не водятся в шерсти, например? -
— Знамо, водятся — в бабкиных скасках, аль в преисподней — подытожил разговор о фантазийных существах старый воин.
Поговорив с ним ещё о его путешествиях с посольствами, выяснил, что в это время, в этой реальности язык межнационального общения — татарский, по крайней мере, на юг и восток от границ Московского царства. Что заставило задуматься:
— Афанасий, скажи трудно татарское наречие разучить?-
— Ежели с прилежаньем постигать, то любое дело лёхким будет — опять перешел на менторский тон рязанец, но смягчившись, продолжил — А так этих языцей-то, почитай, поболее десятка имеется. Татаровя саме-то друг дружку с толмачом разумеют. Но общчие слова выучить не трудно. Вона, пойдём до нашего мальца полонянного.
Мы подошли к Габсамиту скромно ждавшему свою порцию каши под телегой.
— Малой, как по-вашему будет от-то зватся, — спросил Бакшеев, указывая на котел.
— Казан, — ответил маленький толмач
— Верно, а сё, — экзаменатор ткнул в телегу.
— Арба.
— Тож правда. А от он? — рязанский страж рубежа кивнул на задремавшего сторожа-литвина.
— Каравул, — вздохнул паренек, подумал и добавил. — Акылсыз-
— Истинно, глупец, в стороже-то дремать, — самоназначенный воевода продолжил. — А ещё подрыхнет и станет башксыз — безголовым —
И мне уже заявил:
— Давай ты, княже, поспрашай-
В голову ничего не лезло, и я ткнул пальцем в почву.
— Балчук, грязь по-русски, — прокомментировал мой жест малолетний учитель иностранных языков.
В задумчивости я показал ему кусок сушеного снетка, что продолжал удерживать в руке.
— Балык, рыбица по-вашему будет, — продолжал перевод Габсамит.
Тут я, наконец, вспомнил интересовавшие меня слова:
— Что значит шура?-
— Раб, — ответил татарчонок.
— А как понять — азюны сакарым?
— Я убью тебя, — засмущавшись, продолжал отвечать на вопросы отрок.
— А вот это что — кюдлюк?-
— Не ведаю, — прошептал паренёк и опустил голову.
— Кто ж эдакое князю в очи-то скажет, — вмешался в наше погружение в лингвистику татарского языка Афанасий сын Петров.
После постного ужина наступил отбой, однако спали все в полглаза, вслушиваясь в перекличку сменявшихся часовых.
Весь следующий день поход по непролазной грязи продолжался, так что, добравшись до темноты к Троице, мы были совершенно измотаны. Афанасий остался с обозом на окраине села Климентьевского, а мы с Жданом отправились на ночлег в обитель. Встречал нас сам архимандрит Киприан с чинной братией: келарем, казначеем, ризничим и книгохранителем, да почтенными старцами. Уже наученный местному церемониалу, я поцеловал руку настоятелю и в свою очередь получил от него благословление.
Киприан Балахонец поприветствовал нас:
— Рады мы о приезде князя Угличского, Димитрия, к дому Живоначальной Троицы и Пречистой Богородицы и великим чудотворцом Сергию и Никону. Прошу тебя отвечерять с нами в гостинных палатах.
Предложение было принято, и мы двинули к каменному двухэтажному зданию вдоль многочисленного почётного караула.
— А зачем вам так много воинов? — выразил удивление малолетний высокородный паломник.
— Воев? — изобразил недоумение келарь Евстафий — то сирые слуги монастырские, Троицей опекаемые, стрельцы да конные служки-
Скромные прислужники обители были как на подбор крепкие парни, одетые в брони и разнообразно вооружённые.
— А пушек вы на монастырский обиход не припасли? — попробовал я пошутить
— Векую же оне нам? Ести токмо пищалей крепостных да затинных с полсотни, да наряд к ним для опаски от всякого лихого дела-
Да уж, похоже, здесь русская церковь вполне исповедовала принцип 'Добро должно быть с кулаками'.
Накрытая в гостевом доме трапеза роскошью не поражала, на столе были гречневая и гороховая каши, куски варёной рыбы, хлеб, да разные хлебные квасы и фруктовые взвары, прозываемые тут щербет. Представления об обжорстве монахов оказались явно преувеличенными. За ужином шёл степенный разговор об управлении монастырскими владениями, старцы поучали меня разными советами о рачительном ведении хозяйства. В ходе беседы выяснилось, что кроме обширного подворья в угличском кремле, за Троицей есть несколько дворов и лавок в моём городе и множество сёл и деревень в уезде. Тут нечистый дёрнул меня поинтересоваться, каков будет с этих владений налоговый взнос в казну удела.
Казначей Игнатий аж подпрыгнул: