Последний князь удела

После продолжительной экскурсии я имел вполне полное представление о моём пристанище на ближайшее время. Посещение опустевшей женской половины терема было совершено впервые и единственное что меня там заинтересовало, это комната с ткацким станом и двумя самопрялками. Мастерица-хамовница была вывезена царицей из Москвы, но в новое изгнание вслед за госпожой она отправляться отказалась. Насколько я понял из объяснений ткачихи, брусяной станок с педальным приводом и прялка с вращаемым рукой колесом являлись самым новейшим немецким оборудованием. Подобное этому чудо техники водилось лишь у хамовников царицы Ирины Фёдоровны, остальные в стране пользовались гораздо более примитивными прядильными досками и простецкими станами. Надо признать, хайтек текстильной промышленности не впечатлял. Оставив мысль о том, что неплохо бы перестроить ткацкое дело на более развитый лад, на последующее время, отправился инспектировать склады продовольствия и кладовки с предметами домашнего обихода.

В сопровождении писчиков и стряпчих ответственных за кормовые, и хлебные амбары был проведен осмотр подведомственного им добра. Никаких неустройств я не заметил, да и не мог по причине незнания того, как должно всё выглядеть в идеале. Идти глядеть конюшни, скотный двор и птичник мне совершенно не хотелось.

Поглядел я и на покои третьего этажа хором, они были отделаны более роскошно, чем нижние. Стены наверху были оббиты тканью, но вот мебель там была такая же скудная и оконца так же малы, как и на первых двух этажах. Домоуправители настоятельно рекомендовали мне переместится в жилые комнаты на самом верху и я, недолго думая, согласился, выбрав наиболее светлое помещение с обоями из парчового атласа.

Новое поручение, которым я крепко озадачил слуг, являлось устройство сортира, поскольку справлять нужду в ночные горшки мне уже изрядно надоело. Дворские почесали недоуменно в затылке, но обещались каприз барчука исполнить. Следом за тем пошел в дальние крылья терема, и уже там дал команду пару комнат отвести под лечебницу, то есть поставить деревянные нары и каждый день отскребать начисто пол. Первым пациентом был назначен литвин Ивашка, которому в ночь после Московской битвы вправляли сломанную кость. С тех пор он, таскаясь за нами в обозе, умудрился не отдать Богу душу, и вообще выглядел довольно прилично. Туда же призвали и травницу, помогавшую мне с раной на щеке более двух месяцев назад. Ей было велено тащить все веточки, ягодки и корешки, которые она только знала. Разбором местных лекарственных трав решили заняться на завтра.

По совету Ждана был устроен смотр поредевших свиты и слуг, и все оставшиеся во дворце подключники и подьячие были назначены на места отъехавших вслед за Нагими начальников.

На удивление присутствовал Самойла Колобов с недорослем-сыном, по причине отсутствия в дворце женского пола царского рода, его жена потеряла должность постельницы. Расспрашивать этого воина о том, как покидали эти палаты предшествующие их обитатели, я постеснялся.

Сажать пленников в поруб, было сочтено излишним и их разместили на втором этаже в раздельных комнатах под охраной истопников. К вечеру куча мелких дел была или решена или переложена на дворовых, челядь уже смотрела на маленького хозяина с некоторой долей уважения.

Сон в заботливо выбранной опочивальне оказался пыткой, тело юного князя атаковали десятки и сотни кровососущих насекомых. Меня, конечно, покусывали и раньше, но такой массовой атаки я до сих пор не встречал. Уже через несколько минут после пробуждения от дикого зуда, царевич признал своё полное поражение и бросился в бегство. Разбуженные, испуганные сторожа не сразу поняли причину моей паники, и с чего это их господин желал немедленно сменить рубаху и ополоснуться. После всего вышеперечисленного я эмигрировал в свою старую спальню и счастливо уснул.

Сразу с утра, узнав, что московский дьяк в церковь не пришел, я так же решил пропустить службу и сразу отправился на занятое им подворье. Дмитрий Алябьев был хмур и неразговорчив:

— Почто незван явился княже, али докука какая ко мне? Так молви скорее, не томи-

— Здрав буде, приказной дьяк Дмитрий сын Семёнов — несмотря на холодный прием, достоинства терять не следовало — отчего не ласков к сироте, о коем блюсти тебе братом нашим, государем всея Руси Фёдором Иоанновичем наказано?-

— Хвор я, княжич- напоминание о царственном брате слегка остудило приказного — здравия мне, истинно, не помешало бы, а то кажись, Богу душу отдаю-

— Что с тобой, достойный человек? — поинтересовался дремавший во мне доктор — может, помогу чем?-

— Чем же ты подмогнуть то сможешь, отрок девяти лет отроду, всяко неразумный? — вздохнул дьяк — я уж и знахарку, чтоб заговорила, звал, и Бога прощенья просил за этот грех, а всё то спину ломит, то брюхо кособочит, хучь на стену лезь. Уж чётвертой день мучаюсь, никак не отойду-