Последний коммунист

- Меня вообще тошнит от этого Достоевского, - поддержала Илью школьница, судя по виду - отличница.

- Но постойте, Сергей, - с улыбкой заговорила Геля. - Вы же сами себе противоречите! О какой детерминированности преступления наказанием можно в таком случае говорить?

- Об общественной.

- Например?

- Например, 1917 год. Великая Октябрьская революция.

Геля кивнула.

- Поняла. Вы считаете, что революция в России была неизбежна? Что ж...

- Она была детерминирована тысячами тех самых больших состояний, в основе которых лежало преступление. Количество перешло в качество. Тысячи отдельных преступлений родили одно большое наказание.

А класс между тем разделился надвое, но не на тех, кто был за учительницу и кто за новичка, а на тех, кто наблюдал за диспутом и кто следил за Гелей. Это были в основном девчонки. Они пялились на Гелин живот и возбужденно перешептывались, и активнее всех в этом была, пожалуй, Анджела Дэвис.

Но Геля так увлеклась дискуссией с новым учеником, что ничего этого не замечала.

- То есть вы хотите сказать... - Она наморщила лоб, пытаясь понять ход мыслей новичка.

- Я хочу сказать, что новая революция в России неизбежна.

Учительница громко засмеялась:

- Какая революция, Сережа? Время революций давно прошло. Пройдите по улицам: люди гуляют, влюбляются, ходят в театры...

Илья снисходительно улыбнулся:

- Когда революционные солдаты и матросы брали Зимний, в опере пел Шаляпин.

- К черту революцию! - воскликнула Геля, шутя, но несколько все же нервно. - Революция - это кровь, это безвинные жертвы...

- Жертвы революции не бывают безвинны... Это общее наказание за отдельные преступления.

- Ну, хорошо, а дети? - Геля, похоже, теряла терпение. - В чем, например, виноваты дети?

- Дети отвечают за своих отцов.

- И за матерей! - выкрикнула Анджела Дэвис, и все снова засмеялись. Все, кроме учительницы.

- Хорошо же вас учили в вашей Чечне, - задумчиво проговорила Геля и направилась к двери.

- Это - самообразование, - с интонацией превосходства ответил Илья.

Геля открыла дверь и выглянула в холл. Женщины с вязанием в руках там уже не было. Она вернулась к столу и внимательно посмотрела на новичка. Глаза его откровенно издевательски смеялись.

- Вы еще о детской слезинке скажите, - негромко предложил он.

- Скажу! - нервно отозвалась Геля. - Достоевский не только великий русский писатель, но и пророк! Он предсказал сто миллионов жертв в России, и его пророчество сбылось!

Илья засмеялся и снисходительно и сочувственно посмотрел на учительницу.

- Достоевский - великий симулянт. Он даже эпилепсию выдумал, чтобы быть похожим на пророка. Известно же, что эпилепсия - болезнь наследственная, а в их роду ею никто не болел, ни до, ни после. Его сто миллионов - просто ровная цифра, взятая с потолка, истерика. Но есть статистика. За последние несколько лет продолжительность жизни в нашей стране упала на десять лет, что эквивалентно одновременному расстрелу восьмидесяти миллионов граждан. Плюс пятнадцать миллионов наркоманов, которые стали наркоманами в эти же годы. Они будут "расстреляны" завтра. Может быть, эти сто миллионов имел в виду ваш пророк? А что касается детской слезинки, то советую вам не забывать о четырех миллионах беспризорных детей...

Илья сел и продолжал, улыбаясь, смотреть на учительницу.

- Я не понимаю... - растерянно проговорила она.

Илья развел руками.

- В России неизбежна новая революция.

Класс зашумел. Он весь был на стороне Ильи.

- Ура! Революция!

- Будем Зимний брать!

- Не Зимний, а Кремль!

- Ур-ра!

- Да вы практически не жили при советской власти, а я жила. - Геля попыталась призвать учеников к благоразумию, но они не слышали.

- Вы пожили, дайте нам пожить!

- За-мол-чи-те!!! - закричала Геля и трижды сильно и громко стукнула ладонью по столу.

Стало тихо. Школьники смотрели на учительницу с удивлением. Кажется, такой они ее еще не видели. И вдруг девочка с ангельским лицом и ясными детскими глазами поднялась и спросила высоким, чистым голоском:

- Ангелина Георгиевна, вы залетели?

Геля не поняла сразу смысл вопроса.

Школьники же поняли.

- Беременная, беременная, беременная... - бормотали они, уставясь на живот учительницы, и - засмеялись, заржали - открыто и издевательски.

- Дегенераты! Кретины! Уроды! - истерично за-кричала Геля и выбежала из класса.

После того случая Геля больше не появлялась в школе, жила безвыездно в своем Царском селе. Странно, но школьники не особо об этом жалели и почти не вспоминали свою любимую учительницу.

XIX. Как Павка попу махры в тесто насыпал

Явочное место они устроили за городом, в заброшенном пионерском лагере, выходящем на берег Дона. Ветер, не стихающий даже на закате, скрипел и постукивал ржавым тросом голого, без флага, флагштока.

Анджела Дэвис лежала на животе на дощатом квадратном возвышении, болтала в воздухе ногами и читала "Как закалялась сталь". Она была в купальнике и делала вид, что загорает.

Ким вышагивал внизу по периметру квадрата - то по часовой, то против часовой стрелки, бормоча и шлепая себя по голове какой-то брошюрой.