Последний король французов. Часть вторая

Однако на эту декларацию австрийский кабинет министров ответил следующей простой нотой, вышедшей даже не из-под пера, а из уст г-на фон Меттерниха:

— До сих пор мы позволяли Франции настаивать на принципе невмешательства; однако ей пришло время узнать, что мы не намерены признавать его в делах, касающихся Италии; мы придем с оружием в руках всюду, куда распространится восстание. Если это вмешательство обязательно приведет к войне, ну что ж, пусть будет война! Мы предпочитаем попытать счастья в войне, нежели подвергаться опасности погибнуть в разгар мятежей.

Маршал Мезон передал содержание этой ноты г-ну Себастьяни, министру иностранных дел, и добавил, что нельзя терять ни минуты, что следует взять инициативу в свои руки и двинуть армию по ту сторону Альп.

О депеше, пришедшей к г-ну де Себастьяни, было сообщено не г-ну Лаффиту, председателю совета министров, а королю, который запретил докладывать о ней г-ну Лаффиту.

Господин Лаффит прочитал ее 8 марта в «Национальной газете»: в Париж она пришла 4-го.

Подобное поведение со стороны министра иностранных дел было непостижимым, и потому г-н Лаффит потребовал объяснений от г-на де Себастьяни, который, будучи приперт к стенке, был вынужден признаться, что подчинился приказу свыше.

Господин Лаффит отправился прямо к королю, принявшему его так, как он принял его после регистрации продажи Бретёйского леса и как он принял Лафайета после его смещения Палатой депутатов с поста главнокомандующего национальной гвардией, то есть с горячими уверениями в дружбе.

Затем, поскольку Лаффит начал настаивать на поддержке воинственной программы, зачитанной им в Палате депутатов, Луи Филипп прикрылся своим званием конституционного короля и призвал председателя совета министров обсудить данный вопрос с коллегами.

Заседание совета состоялось 9 марта. Господин Лаффит явился на него; все голоса были поданы за то, чтобы отказаться от этой программы и сохранить мир.

Господин Лаффит подал в отставку, которая была принята без всяких возражений.

Кабинет Казимира Перье был сформирован заранее и ожидал лишь отставки г-на Лаффита.

Так что в течение одного дня состоялись следующие назначения:

маршал Сульт остался военным министром,

г-н Себастьяни сохранил пост министра иностранных дел,

барон Луи занял пост министра финансов,

г-н Барт — министра юстиции,

г-н де Монталиве — министра духовных дел и народного просвещения,

г-н д'Аргу — министра общественных работ и торговли,

г-н де Риньи — военного-морского министра.

Все мы знали г-на Казимира Перье; обидчивость генерала Ламарка и гордыня г-на Гизо не шли ни в какое сравнение с его обидчивостью и его гордыней; безмерный гнев, всегда готовый перейти через край и излиться потоками язвительной горечи, переполнял душу этого человека, стремившегося к власти лишь для того, чтобы министр мог отомстить народу, который столько раз заставлял трепетать банкира.

В день своего назначения в кабинет министров он чуть было не подал в отставку.

Казимир Перье вызывал ненависть к себе, и потому, когда новый председатель совета министров, держа под мышкой свою папку, вошел в Палату депутатов, он увидел крайне мало улыбающихся лиц.

Из Палаты депутатов он отправился в Пале-Рояль; там все обстояло еще хуже; передние короля в те времена заполняли исключительно военные, а военные питали отвращение к новому министру, как инстинктивно, несомненно, так и потому, что догадывались, до какой степени ничтожества опустится Франция под его руководством. Они повернулись спиной к новому председателю совета министров, продолжившему идти к королевским покоям.

Король ждал его, окруженный своей семьей.

На устах Луи Филиппа играла та улыбка, которая вводила в заблуждение Лаффита, Дюпона (из Эра) и Лафайета. Королева выглядела высокомерной, но учтивой.

Что же касается принцессы Аделаиды, то весь ее облик был ледяным.

Казимир Перье повернулся к герцогу Орлеанскому, но лицо принца дышало не просто холодом, а пренебрежением.

Министр побледнел, а точнее говоря, пожелтел и, обратившись к королю, произнес:

— Государь, имею честь просить вас о беседе с глазу на глаз.

Король направился в кабинет, сделав министру знак следовать за ним.

Как только дверь за ними закрылась, Казимир Перье дрожащим от гнева голосом воскликнул:

— Государь, я подаю в отставку!

Выходка эта была настолько неожиданная, что она ошеломила Луи Филиппа.

— В отставку? Но почему?

— Государь, враги в Палате депутатов, враги в клубах, враги при дворе — это чересчур. Я не брался противостоять стольким ненавистям одновременно.

Король просил, умолял, но все было бесполезно; он был вынужден позвать сестру и сына, и в итоге Казимир Перье вышел из кабинета, получив от них извинения.

С первой же встречи с этим человеком король прогнулся перед ним.

Оставалась Палата депутатов.

Восемнадцатого марта новый председатель совета министров поднялся на трибуну и выдвинул свою политическую программу.