Последний козырь Президента

– Он не молод, – задумчиво произнёс мой начальник. – Есть такая категория людей, по внешнему виду которых очень трудно определить истинный возраст. Существует даже поговорка: «Маленькая собачка до старости щенок»! По-видимому, Сафонов относится именно к этой категории людей. А вот его принадлежность к разведывательным службам какого-либо государства не факт. Сейчас, в эпоху дикого капитализма, многие крупные финансовые корпорации, да и мафиозные кланы, тоже имеют у себя на службе целые отделы, которые занимаются как техническим шпионажем, так и контрразведывательной деятельностью, вылавливая в своих коллективах засланных конкурентами «кротов». Секреты всегда хорошо продавались. Возможно, поэтому Сафонова готовили с дальним прицелом: после обучения в профильном ВУЗе внедрить в какую-то крупную корпорацию, но что-то пошло не так, и ему, а также его «родителям», приказали исчезнуть. Это, конечно, всего лишь версия…

– Но довольно стройная версия, – поддержал я начальника.

– Не замечал раньше за вами, полковник, такого грубого подхалимажа, – раздражённо произнёс Баринов, недовольный тем, что его перебили.

– Я хотел сказать, что эта версия имеет право на существование, точно так же, как и моя версия о том, что Сафонов – и есть пресловутый Таненбаум. – смущённо добавил я и потупил глаза.

– С такой же долей вероятности за Таненбаума можно принять меня или Вас! – хмыкнул Баринов. – Нет, здесь должен быть совершенно другой расклад! Какой именно, ещё не знаю, но интуитивно чувствую, что Сафонов к Таненбауму никакого отношения не имеет.

– Разрешите вопрос.

– Разрешаю.

– А каким образом мой школьный друг Сафонов попал в сферу наших профессиональных интересов?

– Обыкновенным. Служба собственной безопасности отличилась.

– За мной следят, потому что мне не доверяют?

– За вами следят потому, что Вас, полковник, оберегают! Вы же у нас на особом положении.

– Только не говорите, что я любимчик Президента.

– Не скажу. Нынешний Глава государства ещё не успел воспылать к Вам нежными чувствами, но, судя по последнему поощрению, близок к этому.

– Я могу идти?

– Уверен, что можете, – усмехнулся генерал и зарылся носом в бумаги, словно меня в кабинете уже не было.

Глава 9. Ценный свидетель

Я никогда не бывал за границей. Даже в годы Советской Власти близкая по идеологическому духу насквозь социалистическая Болгария оставалась для меня недоступной. Всё объяснялось просто: выезд за рубеж мне был противопоказан, так как я официально числюсь в списках «носителей совершенно секретной информации». Ответить, что именно такого секретного и совершенно секретного хранится в извилинах моего мозга, я затрудняюсь, но высокому начальству виднее, поэтому поле моей служебной деятельности ограничивалось Москвой – местом наибольшей концентрации государственных чиновников высокого ранга, и ближним Подмосковьем – местом их проживания и отдыха.

Я никогда не был ни в Англии, ни в Чехии, и не любовался великолепной архитектурой средневековых замков. Зато я неоднократно бывал на Рублёвке и в природоохранной зоне Московской области, где замки и дворцы современных нуворишей по размаху и причудам могут смело соперничать с архитектурными памятниками, находящимися под охраной ЮНЕСКО.

Мне не довелось гулять по ухоженным дорожкам парков Версаля, и я не сподобился лицезреть бессмертное собрание шедевров, которых касались кисти гениальных художников эпохи Возрождения, но я дважды бывал в загородных домах наших депутатов, и могу смело утверждать, что их внутреннее убранство ничуть не хуже самого Версаля. Правда, со вкусом у «слуг народа» бывают проблемы, и на одной стене рядом могут висеть исполненная в бело-голубых тонах «Жемчужная мечеть» кисти Верещагина и геометрически строго выверенная «Супрематическая композиция» Казимира Малевича, написанная преимущественно бордово-чёрными красками. И то, что эти два полотна сочетаются, как… в общем, никак не сочетаются, неважно. Важно, что одна из этих картин стоит дорого, а вторая очень дорого!

Изредка по служебной необходимости я летаю в Петербург, но дальше города Пушкина моя нога не ступала. Наверное, это плохо. Я, как и другие граждане нашего государства, должен иметь свободу передвижения, которая гарантирована мне Конституцией.

Однако не тут-то было! Наша работа накладывает на нас не только характерный отпечаток поведения, но и ограничивает наши права и свободы. На военном языке это звучит, как «… стойко переносить все тяготы и лишения службы». Я не скулю и не плачу: можно прожить жизнь и без золотых песков Болгарии и лазурного прибоя Сент-Тропе. Лично я так и живу: одиннадцать месяцев в году работаю в самом центре Первопрестольной, а отпуск провожу в ведомственном санатории на Черноморском побережье.