Последний министр. Книга 3

— Что имеем мы? — задался вопросом самодержец. — Думское большинство, какое бы то ни было, но способное в ответственный момент выступить единым фронтом с высшей властью, Александр Дмитриевич. Так вот, оно накануне конференции оказывается арестовано в полном составе. А члены правительства, ответственные за военные вопросы, занимаются откровенным беспределом! Больше того, — Николай говоря эти слова смотрел сначала на Протопопова, а теперь перевёл взгляд на Алексеева. — Гурко, которого я по вашей просьбе, Михаил Васильевич, назначал исполняющим обязанности начальника штаба, не явился на конференцию, где он обозначен докладчиком. И я, как понимаю, не явится, несмотря на то, что он представлен членам иностранных делегаций. Почему? Видимо потому что вы, Михаил Васильевич решили, что можете тасовать колоду ровно так, как вам вздумается и воспринимаете хорошее отношение за слабость!

Николай будто бы снова начал заводиться — по крайней мере пальцы его стиснули самокрутку так, что та расплющилась.

— А вы, Александр Дмитриевич, опять же. Не вы ли накануне клятвенно обещали мне лично, что союзническая конференция пройдёт без сучка и задоринок. И я, будучи в полной уверенности в крепости вашего слова и его нерушимости, вдруг получаю новости о погромах в Петрограде и арестах наших думцев спровоцированных лично вами! Теперь вместо тишины в столице и контроля над Государственной Думой, в Петроград съезжаются лидеры радикальных партий, охочущие воспользоваться подвернувшимся шансом. И именно с ними нашим союзникам придётся говорить и именно эти радикалы, сторонники пораженческих настроений, покажут тот настрой части общества, который отобьёт у союзников желание и дальше видеть в Российской Империи надежного сообщника, союзника и партнера в этой войне... А теперь вопрос, вам Михаил Васильевич и вам Александр Дмитриевич — кто из вас расскажет мне, что происходит?

Несмотря на то, что Государь был в крайней степени возбуждён и казалось, что он вот-вот перейдёт на крик, эти слова он говорил спокойным голосом все это время.

Выдержка у Николая была более чем железная, стоило это признать. Протопопов, пожалуй, давно бы поотрывал виновникам бошки.

— Позвольте мне, — Алексеев положил свой второй окурок в пепельницу, но тушить не стал. То от докурить собирался, то ли торопился высказаться. — Наберусь наглости напомнить своему Государю Императору, что именно я последние месяцы являюсь начальником штаба Ставки и именно мне довелось реализовывать на поле брани все те инициативы, которые были приняты Верховным Главнокомандующим и те инициативы, которые позволили нам так или иначе, но подготовить плацдарм для готовящегося весеннего наступления Российской армии, которое мы так ожидаем. И смею вас заверить, что если речь идёт о достижении тех задач, которые вы озвучили к достижению в пределах конференции, то именно мне следует следить за их воплощением в жизнь, никак иначе...

Алексеев говорил, дымок с его окурка рвано струился над пепельницей. Сигарета тлела и докуривать ее следовало сейчас. Но не до того было генералу.

— Вопрос мой был риторический, — отчеканил Николай. — Потому что на разговоры у нас с вами теперь попросту не остаётся времени. Вы у меня это самое время забрали наглым образом. По сему если те, кому я был склонен доверять не способны принимать взвешенных решений, то эти решения приму я. Отставка. Вам, Александр Дмитриевич. Я поставлю другого человека на ответственный министерский пост. А вы, Михаил Васильевич, немедленно возвращайтесь в Крым, заканчивайте лечение и ожидайте объявление трибунала... Пошшшли вон.

Последние слова Николай прошипел.

Алексеев опешил и Александр Дмитриевич впервые видел его таким растерянным, словно не верящим тому, что произошло. Как и впервые он видел Государя Николая таким жёстким и грубым.

Все просто — самодержец отчётливо почуял, что страна катится прямиком в болото и должен был среагировать стремительно. И среагировал он действительно жестко и довольно таки неожиданно. Но если так подумать, то это, возможно, был единственно правильный шаг в текущей ситуации.

Все происходящее будто оказалось сродни грому посереди ясного неба. Алексеев несколько секунд выглядел совершенно потерянным. Да, в голове у генерала-адьютанта ходили разные мысли, да он обвинялся в заговоре против своего Государя, но какая-то малая частичка его нутра все ещё помнила, что давала присягу и это частичка заставила генерал-адъютанта колебаться, переваривая услышанное. Алексеев явно не расчитывал на подобный исход настоящей встречи. Но надо отдать должное Михаилу Васильевичу, генерал быстро взял себя в руки, да и по другому не могло быть с человеком такого калибра. И также быстро он сориентировался, что сейчас нужно.

Пан или пропал.

Потому Алексеев пошёл в решительную атаку, желая вернуть вмиг утраченные позиции.

Вскочил со стола.

Очки сползли к носу и свисали.

— Отечество потеряем. Вы кого оставите — Гурко? Так он вам армию положит мигом в Румынии и на Балканах, а потом делать что...