Последний орк

— Правда? И как же? — не теряя самообладания, поинтересовался он. — Каким образом вы собираетесь меня убить? — добавил эльф, уже не скрывая высокомерия. — Я могу поджигать траву, отклонять стрелы и раскалять докрасна эфес любого оружия. Ни один человек не в состоянии убить меня, если только я сам ему этого не позволю.

— Это мы и без тебя поняли, — ответил Судья. — Более того: мы это предусмотрели.

Глава двадцать шестая

Эрброу было страшно.

Ей было страшно оттого, что она чувствовала спрятанный под спокойной улыбкой ледяной страх своей матери. Страх матери приводил девочку в ужас.

Когда папа ушел, мама успокоила всех своей безмятежной улыбкой, и жизнь потекла, как раньше. Теперь у них были ткани, иглы, лопаты и резцы, которые они нашли в пещере Столешницы. Дома становились с каждым днем все более просторными, все лучше отесанными, все более прямыми и красивыми. На настоящих петлях поскрипывали теперь настоящие двери.

Все ходили одетыми. Несмотря на то что никто не умел пользоваться оружием, Карен Ашиол и другие мужчины вооружились до зубов внушительными мечами и луками и стали патрулировать берег. То время, когда им казалось, что они одни во всем мире, закончилось, и ему никогда уже не суждено было вернуться.

Ее мама так и не научилась шить, но все пожилые женщины, у которых не было сил ходить в море и которые выживали только благодаря маминой рыбалке, теперь соревновались в том, кто лучше пошьет или вышьет им с Эрброу платья.

Для мамы они сшили белое платье, которое надевалось поверх такой же белой туники, а также большой теплый плащ темного цвета. Для Эрброу — светлое платье с голубым передником, на котором красовалось множество больших карманов, один на груди и остальные на юбке. На каждом кармане было что-нибудь вышито: цветочный водопад, небо, по которому плыли облака и кружили чайки, стайка разноцветных рыбок и морские орлы в полете. В карманах прекрасно помещались ее игрушки — лодочка и кукла, которые достались ей от мамы, и волчок с деревянной лошадкой, которых по просьбе папы сделал ей Соларио, их друг. Эрброу слышала, как папа рассказывал ему, что когда-то в детстве у него были такие же игрушки, но лошадка потерялась — упала в кратер вулкана в некоем месте, полном книг и драконов. Книги лежат там и поныне, а вот драконов больше нет ни одного. А волчок раздавил какой-то плохой господин, который иногда встречался с ее родными и всегда делал им что-то нехорошее.

В платье и переднике ей больше не было холодно, и это было хорошо, ведь раньше, когда ей было холодно, она бежала греться к папе, но сейчас папа был далеко, никто не знал где, и от этого ей становилось еще холоднее. Но в таком наряде она не могла больше плавать в море: наверное, мама специально надела на нее все эти вещи, чтобы больше не пускать Эрброу на дно моря, ведь папа не мог уже плавать вместе с ней. Хорошо, что ее папа забрал с собой Человека Ненависти, ведь теперь во всех этих платьях она не смогла бы уже сбегать от него в море, к разноцветным рыбкам и подводным деревьям, которые приветливо встречают детей на дне.

Страх, что Эрброу утонет, постоянно находился внутри мамы, и теперь он сливался с ужасной мыслью, что папа может не вернуться. Мама всегда улыбалась, но по ночам, когда она думала, что Эрброу спит, мама горько и отчаянно плакала, и единственным утешением для девочки оставались сердечки ее маленьких братиков, одно — спокойное и сильное, другое — быстрое и слабенькое.

Днем мама всегда была занята — нужно было строить новые дома, чинить рыболовные сети, но, к счастью, когда мама уходила, с Эрброу оставался Джастрин, а это было лучше, чем сидеть одной.

Джастрин переселился к ним, в их хижину. Он ничего не помнил ни о своем отце, ни о своей матери. С его ногами явно было что-то не то: вместо того чтобы крепнуть и становиться с каждым годом сильнее, они почему-то слабели и худели. Он мало бегал и уставал даже от спокойной ходьбы.

— Смотри за ним и береги его, — сказал маме папа в последний день перед уходом и добавил: — Словно он твой сын.

Мама кивнула, и через несколько дней Джастрин переселился к ним.