Неподалеку от фруктового сада Ранкстрайл приказал натянуть веревки, которыми были привязаны тела бедных крестьян, на расстоянии ладони от земли: невидимые в темноте, они проходили на уровне щиколотки взрослого мужчины.
На посту перед домами — в самом опасном из-за света огня месте — стоял он сам и Лизентрайль.
Они не перебросились ни словом до тех пор, пока тьма на востоке не начала светлеть. Потом Ранкстрайл приблизился к товарищу и сообщил, что враг уже в саду. Бандитов было намного больше, чем их, и, скорее всего, они собирались окружить наемников перед атакой.
— Эй, Медведь, откуда ты это знаешь? — шепотом спросил Лизентрайль.
— По запаху и по звуку шагов.
— Но никто не в состоянии это слышать.
— Если ты знаешь, что именно хочешь услышать, то услышишь, — просто ответил Медведь. — Я видел их следы, понял, какой звук они издают при ходьбе, и услышал его.
Лизентрайль пошел за командиром. Он заполз в дом на четвереньках, чтобы не броситься в глаза при свете огня, пылавшего в камине. Шипящий-и-Рычащий не разделил его осторожности и вышел во двор в одной рубахе и без шлема, гавкая, что «не потер-р-рпит», чтобы его «с-с-смели будить по каким-то глупос-с-стям». Две стрелы опрокинули его наземь: одна попала в живот, другая, более милосердная, — в горло, где ранения обычно менее мучительны, поскольку почти всегда смертельны. Недолгое появление гавкающего командира отвлекло врагов на достаточное время, чтобы Медведь влез на дерево с пращой и луком. Он поразил четверых до того, как сообразил, почему их называли Черными разбойниками: лица их закрывало нечто вроде шлема, сделанного из вываренной с сажей кожи. Даже с высоты своего дерева Ранкстрайл понял, насколько глупой была эта идея: выглядел шлем устрашающе, но полностью перекрывал боковое зрение и к тому же не защищал от серьезных ран. Это открытие придало Медведю уверенности.
Лизентрайлю уже удалось вытащить старшин во двор, когда зажженные стрелы стали сыпаться на соломенные крыши. Наемники хотели укрыться в винограднике, за кустами, подальше от огня, который освещал их, превращая в легкую мишень.
Ранкстрайл заметил, что этот путь уже был перекрыт: в винограднике их ждала засада. Он спрыгнул с дерева и догнал Лизентрайля.
— Не туда, там вас уже ждут, — быстро проговорил он, — за мной, быстро! Нападем в саду — там их сейчас немного и они не ожидают нападения. За мной, я не ошибаюсь.
Живые воспоминания о трупах, о девятнадцати персиках, присыпанных землей, привели Ранкстрайла в слепую ярость. Он руководил атакой так, словно занимался этим всю жизнь. Атаковали точно в тот момент, когда Черные разбойники вышли из укрытия. Первая линия строя разбойников споткнулась в темноте о натянутые веревки, вторая линия споткнулась о первую.
Они поменялись ролями. Теперь солдаты легкой пехоты нападали, словно волки в ночи. За спинами разбойников остался человек, вооруженный огромным обоюдоострым топором, который он держал обеими руками. Он орал бандитам приказ об отступлении, но было поздно. Медведь понял, что это был их командир. Крупный и коренастый, он скрывал лицо под таким же, как у других, шлемом, который не дал бы ему увидеть тень Медведя, если бы тот атаковал сбоку.
Но Медведь не стал атаковать сбоку. Он напал на бандита спереди.
Он хотел видеть его глаза.
Это был он — Ранкстрайл знал это.
Это он отдал приказ сначала устроить резню, потом разыграть этот жуткий спектакль: сначала растоптал жизнь, потом посмеялся над смертью.
Медведь атаковал его спереди: он хотел, чтобы тот, другой, прочел в его глазах, на его лице, что жизнь его будет сейчас растоптана.
Он атаковал спереди: он хотел, чтобы тот, другой, понял, что над его смертью тоже посмеются.
Чистый свет зарождавшейся зари сливался с неровными отблесками затухавшего пожара. Взгляды противников ненадолго пересеклись, потом бандит поднял свой огромный топор и со всей силой обрушил его на парня. Ранкстрайл парировал своим мечом, но клинок моментально раскололся пополам от этого зверского удара. Бандит расхохотался. Ранкстрайл в ужасе посмотрел на обрубок, оставшийся у него в руках. Мысль о том, что он впустую потратил деньги, которых его отцу хватило бы как минимум на два месяца, угнетала юношу настолько, что его затошнило, но он смог взять себя в руки. Он бросился на землю, откатился в сторону и обрубком меча перерезал связки под коленом противника. Тот упал. Он начал падать живым, но упал уже мертвым: крепко сжав обрубок своего меча обеими руками, чтобы придать мощи удару, Ранкстрайл обезглавил врага раньше, чем тот коснулся земли. Хоть какое-то утешение — все-таки недаром потратил деньги. Медведь склонился над мертвым, высвободил из его рук внушительный топор и поспешил на помощь остальным.