Последний осколок

Да-да, все племя горных гоблинов настаивало, что безопаснее пройти сквозь гору, чем подниматься на нее и идти через Драконьи лежбища. Если быть откровенной, то лежбища просто место скопления опасностей, и я в этом уверена. Что же до подземных переходов, тут пришлось поверить гоблинам. По их словам, самое страшное — это парочка неупокоенных душонок и обвалы. Но обвалы крайне редки, потому как аргумент не рассматривались. А жаль. По мне, так лучше бегать с боевыми ножами от зомби и упырей, спать по часу за рассвет и бросаться магией во все подряд, чем мирно плестись под горой в ожидании глыбы на твою голову. Ну не люблю я подземелья всякие. Они мне склеп напоминают. Запах отвратный, воздух спертый и слишком разряженный, дышать тяжело, до одури жарко и до рези в глазах темно. Но кто слушает «капризную банши», как окрестила меня Ратха. Естественно, мы, как прирожденные кроты, пошли к сердцу горы.

— У тебя просто отвратительные руки, — выдал Палан, и сам же споткнулся от своих слов.

Я не далеко от него ушла, в прямом смысле. Всего на шаг дальше приземлилась. Это что, плетение распалось?

— Э-э-э-э, у тебя нежные и мягкие пальчики? — неуверенно перевел Кайа.

И тут до меня дошло, Палану действительно понравились мои руки. Вот только из-за обратки он высказался диаметрально противоположно своим мыслям.

Всего ван на осмысление и на морде (по-другому язык не поворачивается сказать о его лице) Палана расцветает до жути пугающая улыбка. Как только щеки не треснули от натяжки. А я поняла, забота закончилась.

— Тебе есть стоит поменьше, а то шев на попе треснул, — скалясь как волколак на добычу, высказался зверобратец и в довершение дал все еще сидящей мне пинка. Слабенького, но весьма ощутимого для моей гордости.

Я так и осталась сидеть с широко раскрытыми глазами. Вот даже ответить нечего. Ведь мне как бы комплимент сделали, а в том, что на деле вышло наоборот, вина плетуньи. Так на кого мне стоит вызвериться, на кельпи или гоблиану?

— Ну, теперь это неинтересно, — и Кайа обиженно засопел, лишенный такого хорошего способа безнаказанно пообзывать свою lani.

— До рукоприкладства дойдет? — хмуро поинтересовалась у шибко довольного кельпи.

— Нет, заноза в мягком месте мироздания, — ответили мне, — мне и слов вполне хватает.

— И на том спасибо, — подняла свою оброненную тушку и направилась дальше.

А что? Бить меня больше не будут, а на слова можно внимание и не обращать.

Осталось пройти всего каких-то три шага до развилки, когда меня окутало отчаяние, а из горла вырвался душераздирающий крик. Все замерли на месте и неверяще уставились на меня.

— Мы опоздали… — дальше говорить сил не было.

Песни лились одна за другой, но никто, кроме Атара, их не слышал. После крика смерти стало ясно, война началась, и наши несут потери. Мешкать больше времени не было.

Бросив телеги с продовольствием на жрецов, воины и плетуньи вместе с нами рванули на выход их подземелья. Всего пол вата и свежий воздух порывами начал обдувать наши лица. Подножие горного хребта. Перед взором лежит равнина, освещенная лишь вспышками магии с юга и востока, тогда как запад и север стоят во мраке проклятой ночи. Всевышние, почему именно в проклятую ночь?

— Ласкан, скажи, что ты видишь? — с плохо скрываемой надеждой спросила я.

— Прости, Суардана, но сила еще блокирована, — виновато признался феникс. Отсутствие способностей расстраивает его не меньше, чем всех присутствующих. Вся военная стратегия была построена на Ласкане. Именно он должен был быть нашим информационным центром и докладывать об обстановке на фронте. Теперь мы слепы.

— Нужно открыть долину. Может, там твоя сила активируется, — приняла решение я.

— Я согласен с тобой, — ко мне сзади подошел Атар и положил свои большие ладони на мои дрожащие плечи.

— Это все проклятая ночь, — заговорил Широ, что стоял сейчас сбоку от меня, — именно ее приближение так влияло на наши способности. Возможно, подпространство станет тем самым щитом от сбоя, что вернет нам силы, — и эльф пристально посмотрел мне в глаза. В них была та самая твердость, что вытянула меня из безумия, та решимость, что воспитала во мне воина и та смелость, что не дала Широварту отступиться от своего решения.

— Вперед, — твердо произнесла я.

До сих пор не знаю, почему меня все послушались. Но их вера в одну ненормальную банши была непоколебимой на протяжении всей этой страшной войны.

— Гату![1] — раздалось позади. Это Первая мать отдала приказ своему войску.

И мы сорвались с места, силясь перегнать ветер и опередить время. Глаза слезились от морозных потоков воздуха, горло саднило, а ноги перестали отвечать на команды мозга. Как зачарованные они несли меня к огромным деревьям у подножия горного хребта. Там, среди вековых гигантов затаилось наше спасение.