Последний падишах

Медсестра-смуглянка бреет волосы на твоем животе, готовя тебя к операции. Нет ласки более отвратительной, чем ласка этой бритвы, удаляющей лишние волосы с твоего тела и ранящей душу. Умереть бы, только бы не участвовать в этом! Какое чувство должна испытывать эта быстроглазая медсестра, когда она смотрит на волосы на твоей груди, местами седые? Видишь, как аккуратно она делает свою работу? Точно очищает только что извлеченную из земли древнюю глиняную статую…

Итак, ты готов для операционной, вот только врачи никак не договорятся, и каждый высказывает что-то свое. Воспалительный процесс, центр заражения ниже диафрагмы, абсцесс в брюшной полости и даже пневмония! Запутанная ситуация, до странности напоминающая то, что было в политике в последние месяцы твоего правления: тогда каждый предлагал тебе свой рецепт. Остается надеяться, что хирургическое вмешательство не закончится таким же образом, как закончилось твое пребывание у власти…

Шахиня заметила:

— Не знаю, кто так мудро устроил, что наши с тобой места жительства носят столь поэтические названия… Дворец Дженан Аль-Кабир[55], остров «Райский», а теперь вот «Вилла красных цветов»!

В ответ ты улыбаешься, ничего больше. По твоему мнению, в нынешних обстоятельствах поэтические названия звучат издевательски. Но нужно быть справедливым: это место гораздо лучше прежнего. Уютная вилла с парком, полным цветов и красивых деревьев, в столице Мексики. В этой стране, по крайней мере, никто не будет тебя подло обманывать в деньгах и брать налоги только за то, что ты еще жив.

Ты спокойно развалился на террасе и смотришь, как ветки деревьев в саду призывно покачиваются ради тебя, а цветы кокетливо подмигивают. Ах, если бы можно было в таком наслаждении провести весь остаток жизни! Здесь так спокойно и безопасно, разве что на этой вилле стены сырые и заплесневелые, да кое-где скорпионы пробегают с ядовитой торопливостью… Но это мелочи, а в целом тут — настоящий рай.

Приезжают дети, и жизнь становится совсем веселой. Ты подолгу сидишь с ними и болтаешь, шутишь, вспоминаешь старые времена.

— Помню, когда я ездил в Советский Союз, Хрущев мне косвенно угрожал, говоря о мощи своей страны, а я ему сказал: «Разница между нами в том, что у нас еще есть Всевышний на небесах…» Он ничего не ответил.

— Какой Всевышний? Что бы там ни говорили…

Ты хмуришься и останавливаешь сына. Даже в шутку ты не позволишь ему так отзываться о религии. Что бы о тебе ни думали, но ты всю жизнь был по-своему религиозен, потому теперь и поправляешь его:

— Шути обо всем, но только не о Боге. Видишь, что с нами произошло?

А ведь действительно никто не верит, что у тебя есть религиозные убеждения. Ярлык атеиста успешно наклеили на тебя враги. Нужно объясниться, и ты решил это сделать в твоей книге воспоминаний. Но обращаешься ты в ней не к живущим, а к будущим поколениям, для которых и формулируешь свои мысли.

Книга воспоминаний начала писаться легко, но потом застопорилась. Ты не хочешь в ней спорить с современниками, не желаешь спорить и с историей, ведь она уже дала тебе ответ. Нет, ты хочешь защитить свое имя, но не понимаешь, что нужно говорить о себе как о человеке и рассказывать, а не оправдываться. Писать же просто — без полемики, без доводов — ты не умеешь…

Дети уезжают, и жизнь становится прежней. А меж тем болезнь, как незваный гость, опять пожаловала к тебе. Ты, правда, ждал ее возвращения, но уж слишком внезапно начались боли, и опять ты — в пустыне безысходных страданий. В суматохе последних недель ты совсем забыл о том обещании, которое дал французу-врачу: что начнешь лечение. И вот — резкие боли в брюшной полости…