- Велел сказать, что озолотит.
- Так, так... Знаешь, а ведь он мудер у нас, мудер. Между прочим, этот Павел Шорохов вот тут, на этом самом месте, со мной совсем недавно разговаривал. Тоже вопросы задавал. Слушай, да вы с ним просто один к одному как похожи. Тебе - сколько?
- Двадцать шесть.
- Вот, прибавить тебе лет пятнадцать - вылитый Шорохов. Рослый. Костлявый. Силенка чувствуется. Ты бы, скажи, если б приперло, в змееловы бы пошел?
- Когда припрет, тогда и поговорим.
- За этим дело не станет. Влипаешь, гляжу. Нет, а я бы не пошел. С детства отвращение у меня ко всяким ползающим тварям. Еще к крысам. К тараканам. Брезглив!
- Ну, я ухожу. Что передать?
- Скажи, что попробую, попытаюсь, хотя... Слушай, а ты бы не согласился мне помочь? Как Рему Степановичу? Это идея не глупая, посылать вперед паренька, которого никто не знает, который ни в чем не замешан. Если что, знать ничего не знаю. Не глупо! А вознаграждение поделим.
- Так я и так уж влипаю, сам сказал.
- Да нет, это я к слову. Что с тебя взять? Посыльный. Вот прибежал, кинул фразочку и - назад. Не задавай только вопросы, любознательность вредна, поверь. Ты у него посыльный или еще и телохранитель? Как подрядились? Сколько отваливает?
- А любознательность вредна.
- Усвоил! Так пойдешь ко мне в помощники в этом деле? Побегаем, повстречаемся кое с кем. Может, и мне кого надо будет вызвать. А приз поделим. Решено?
- Не влипну?
- Если кто влипнет, так это я. Соглашайся, правда, великолепная идея! Рем Степанович - он у нас не дурак, это уж точно. А если он тебе начинает доверять, то...
- Я подумаю.
- Чего думать, ну чего думать?! - Белкин загорелся. - Для тебя никакого риска! Для тебя - ни малейшего!
- А кто его все-таки ткнул ножом? Кто-то из ваших?
- Что?.. - Замерло лицо у Белкина с приоткрытым ртом, как у застигнутого врасплох, даже сигарета выпала. Он нагнулся, поднял сигарету, обтер, а потом отбросил. - Про каких это ты "ваших" толкуешь? "Нашим" как раз это и неизвестно. Сам бы дорого дал, чтобы узнать. Тут одно на другое налезло. Из-за бабы у Шорохова конфликт вышел. Его упекли, а баба, жена его, за другого выскочила. Смириться бы, а он... Учти, все из-за баб. Французы говорят - шерше ля фам. Впрочем, тебе неважно, что там французы говорят, ты послушай меня, Олега Белкина. Все из-за баб! Ты еще молодой, еще тебя не коснулось. А вообще-то - все из-за них, из-за бабенок этих распрекрасных. Как так получается, что все беды от них? А вот получается. И еще... Вот когда много вопросов задаешь, тогда тоже в беду можно угодить. Меньше знаешь, лучше засыпаешь. - Снова Белкин, пытаясь закурить, извелся со спичками, ломая одну за другой, не слушались пальцы. - Что за спички?! Уж и на спичках стали экономить! Тоньше волоса!
- А пальцы трясутся тоже из-за баб?
- Конечно! Вот тут ты угадал! - Белкин осклабился, даже подмигнул повеселевшим глазом. - Ночку провел, поверишь, как в молодые годы! Ты, если взять на круг, сколько за ночь поспеваешь?
- Ты о чем?
- А, сосунок! Еще в той поре, когда счет не ведут! Ну, входишь в долю?
- Пожалуй. А что делать?
- Завтра начнем, сегодня я при стаканах. Утречком встретимся - и побежим по разным адресочкам. Того спросим, туда заглянем - и вся работа. Где намечаем встречу?
- Где тебе удобнее.
- Мне, друг, нигде не удобно. Мне бы рвануть отсюда - и бежать, бежать, бежать... - Белкин поник, вжался в себя. - За чужие грехи расплачиваюсь, вот что обидно. Где? Придумывай сам. Тебе сейчас, как в картах новичку, должно переть. Замечено, что и на бегах новичкам прет. Изобретай. Приказывай. За тобой вот хвоста не видно, а я все оглядываюсь, все время у меня в заду свербит.
- Когда - утречком? - спросил Геннадий.
- Назначай. И место и время. Твоя ставка, называй заезды, новичок, не глядя на лошадей. Привезут!
- Тогда часов в одиннадцать.
- Есть!
- На углу нашего переулка и Сретенки. Там кафе небольшое. Оно с одиннадцати открывается.
- Мудро! Сошлись, мол, хватить с уторка коньячку. Во, уже по-умному. Пьяницы, солнцепоклонники - обычное дело. В воскресенье нигде нет, а в кафе подадут. Есть! Заметано!
- Разбежались? - спросил Геннадий и вспомнил снова тупик, сосны, вспомнил, как побрел вдоль забора, обретя ясность, которую все обретал да обретал, все более входя в туман, в муть какую-то, в страх этот, от которого трясло и Рема Степановича, и того барина по кличке Лорд, и этого Белкина. Среди своих как тебя зовут? - спросил, не удержался.
- Разбежались. Что? Беги, беги! Я тебе не свой.
И они действительно разбежались. Геннадий потому побежал, что глянул на часы, и стрелки, шагнувшие за полдень, напомнили: "Анюта обещала подскочить к часу дня..." Белкин потому побежал - пробежечкой, пробежечкой, - что иначе уже и передвигаться не мог. Гнал его страх.
16