Последний побег

Минут через двадцать Григорий уже стоял у края того пространства, что было насквозь пронизано пустыми и тяжелыми траекториями пролетевших здесь пуль. Стрельбище… Место, где учатся стрелять по фанерным фигурам убегающих. Гараев, болезненно дыша и схаркивая, внимательно смотрел на дорогу, пересекавшую полого спускавшееся к ней пространство стрельбища почти посередине, — каждую минуту там могла появиться машина, он это понимал. Обычно, когда шли стрельбы, дорогу перекрывали, вы — ставлялось оцепление.

Григорий решил обойти стрельбище слева, чтоб не нарваться на неслучайный или случайный взгляд. Под сапогами запылили останки сгоревшего неделю тому назад мха. Огонь тогда, стелясь, прижимаясь к земле, появился из лога — и взвод, словно на тактических занятиях, рассыпался в цепь и начал сбивать его саперными лопатками. И огонь, конечно, не выдержал такого дружного напора, дружный напор — это большое дело. Это еще в школе проходили.

«Что сейчас в роте? Господи, что сейчас в роте! — горячо сквозило в голове беглеца. — Так, два взвода должны идти в караул, один — отдыхать… да-а! отдыхать… А если Дюков с собакой?!»

У-у-ух! — как по градуснику ртутью, рванулась в голову кровь.

— Убью! — хрипел он и бежал, бежал, налетая лицом на жесткие хвойные ветви, с ненавистью отдирая от земли тяжелые кирзовые сапоги. За стрельбищем он развернулся и грудью начал падать в лог — к ручью, к воде, чтоб не оставлять на земле запах своих следов. «А, черт! Кто будет ловить солдата собакой?» — поймался он рукой за торчащий сук, крутанулся и медленно пошел вверх, только наискосок, подальше в лес. Поднявшись, Григорий решил вдруг перемотать портянки и сел на свежий буреломный ствол сосны. Ноги охладил родниковый утренний воздух…

«Ну, ты еще птичек послушай! — зло усмехнулся он про себя. — Бежать надо, бежать!»

Не прошло, а пробежало, стуча секундами и многими солдатскими сапогами, два часа…

Раздвинув густые еловые ветви, Гараев сощурился от небесного света — и увидел дорогу, пустую дорогу, идущую по широкой просеке вниз, под гору. В дальнем конце ее пылил поднимавшийся лесовоз…

Отдышавшись, Григорий сел на землю рядом с автоматом, расстегнул две верхние пуговицы, достал из внутреннего кармана конверт с последним письмом от матери и шариковую авторучку. Он оторвал от конверта большой клочок, положил его на приклад и начал писать:

«Товарищ лейтенант, я вернусь сам… Только, пожалуйста, сделайте как-нибудь так, чтоб я больше никогда не видел Белоглазова, Джумахмедова и собачника Дюкова… Я убью их… Просто переведите меня в другую роту.

Рядовой Гараев».

Сложив записку вчетверо, он снял ремень с давно съехавшим на задницу тяжелым подсумком и бросил его к автомату.

Не успел он и руки поднять, как машина затормозила. Шофер остался на месте, а из кабины выскочил пожилой мужик с красивым загорелым лицом, в черной хлопчатобумажной куртке, из нагрудного кармана которой торчали бумаги и авторучка.

Это был мастер с лесосеки. Он с удивлением и тревогой разглядывал стриженого наголо солдата, державшего пилотку в руке: ремня на нем не было, а лицо, черное от земли и, видимо, размазанных слез, пугало своей отрешенностью. Пугали надорванные тоской зеленые глаза и беспомощная худая шея.

— Ты что, парень? — крикнул он ему.

— Послушайте, — прохрипел солдат, — вы знаете лейтенанта Рудного?

— Знаю… А что случилось, парень? — спросил, уже подходя, мастер.

— Простите, передайте ему, пожалуйста, — протянул Гараев записку.

Но бывалый мужик сразу же решил поступить иначе.

— Э-э-э! Брось эти глупости, солдат, — перехватил он Григория за рукав, — поедем-ка лучше вместе…

Гараев резко рванул руку на себя и отскочил в сторону.

— Ты что? — немного растерялся мастер. На подножке кабины лесовоза появился молодой шофер.

— Что происходит? — крикнул он.

— Все нормально, — отмахнулся мастер, не оборачиваясь.

— Послушайте, передайте ему записку, — снова прохрипел Григорий.

— Записку-то я передам, — сказал тот, озадаченно разглядывая солдата, — да дело не в этом. Знаю я, чем все это может кончиться, — навидался здесь и вашего брата тоже. Хорошо еще, что ты без оружия… — И он вопросительно посмотрел на Гараева…

— Лучше я подожду Рудного здесь, — пошел тот на уловку.

— Ты точно будешь ждать здесь? Обещаешь? — с тихим напором спросил мастер, беря записку из протянутой руки солдата.

— Обещаю, — не выдержал Григорий, не совсем понимая, что говорит уже правду и уже жалеет о сказанном.

— Подумай о матери, парень, если, конечно, она у тебя есть, — громко сказал мастер, оглянувшись на ходу.