Последний побег

Всю жизнь Хонор придерживалась четких и ясных принципов, рожденных долгими часами молчаливого ожидания: все люди равны в глазах Господа, а значит, ни один человек не может быть рабом другого. Любую систему рабовладения следует упразднить. В Англии все было просто, но здесь, в Огайо, эти светлые принципы тихо рушились под натиском экономических доводов, личных обстоятельств и глубоко укоренившихся убеждений, которые, как замечала Хонор, имелись даже у квакеров. Ей было легко возмущаться, увидев в филадельфийском молитвенном доме отдельную скамью для чернокожих Друзей; но, если кто-либо из негров сел бы рядом с ней, ее бы это не стеснило? Да, она им помогала, но как людей совершенно не знала. Лишь миссис Рид, до и то очень мало: живые цветы у нее на шляпе; похлебка с луком и жгучим перцем, одеяло из полосатых квадратов. Из подобных повседневных деталей и складывается человеческая личность.

Когда абстрактные принципы сталкиваются с реальностью, то теряют свою чистоту и превращаются в компромиссы. Хонор не понимала, почему так происходит. Но именно так все и происходило. Хеймейкеры были живым примером того, как легко человек отступается от своих принципов и находит оправдание бездействию. И теперь, когда Хонор вошла в эту семью, от нее ждали того же.

Она вышла из амбара под вечер. Глаза были сухими, в горле стоял комок, словно Хонор проглотила тугой, плотный шар, и он застрял там. Разрыв между тем, как она представляла честную и достойную жизнь, и тем, чего от нее ожидали, был настолько обескураживающим, что она потеряла дар речи. В прямом смысле слова. Может, это и к лучшему. Наверное, следует молчать, пока не поймешь, что именно хочешь сказать. Если не произносишь ни слова, никто не сможет извратить твои слова и обернуть их против тебя же. На собраниях молчание являлось мощным инструментом, расчищавшим путь к Богу. Вероятно, если Хонор станет молчать, ее наконец услышат.

* * *

Хеймейкеры не понимали, как относиться к ее молчанию. Когда Хонор вернулась в дом, Джудит и Джек принялись расспрашивать ее о том, где она находилась всю ночь. От нее пахло лошадиным потом, и это свидетельствовало о том, что, возможно, здесь не обошлось без Донована. Хонор не сказала ни слова, чтобы подтвердить или опровергнуть данное предположение, и ее молчание восприняли как признание вины. Джек возмущался, Джудит грозилась опозорить Хонор перед общиной, хотя понимала, что для этого нет оснований. К тому же их ярость сплеталась с чувством вины за смерть беглеца, которому они отказали в помощи.

Постепенно гнев сменился оборонительным смущением. Теперь они воспринимали молчание Хонор как обвинение в свой адрес. Джек и Джудит продолжали держать оборону и оправдывать свои действия — или бездействие, — и их смущение усугублялось еще и тем, что они не понимали, как их слова действуют на Хонор и действуют ли вообще. Она внимательно слушала, когда к ней обращались, смотрела в лицо говорящему, но не отвечала, а просто молча возвращалась к прерванному занятию, будь то дойка коров, уборка, прополка или шитье.

Однако их отношения с Доркас заметно улучшились. Наверное, та почувствовала, что ей больше не нужно соперничать с Хонор за место в доме. Сама Доркас любила поболтать, и частенько говорила за Хонор, и называла ее сестрицей. «Думаю, Хонор хочет добавки вишневого пирога». «Сегодня вечером мы с Хонор подоим коров вдвоем, да, сестрица?» «Я уверена, Хонор с радостью возьмется прошивать центральный квадрат одеяла на «швейном штурме», правда, сестрица?» Хонор не возражала, что Доркас говорит за нее. Так было проще.

Постепенно Хеймейкеры начали обходиться с Хонор, как с немой от рождения. Перестали обращаться к ней с вопросами и не ждали, что она примет участие в беседе. Когда в Фейсуэлле поселилось новое семейство, Джек представил им Хонор так: «Моя жена распростерла молчание наших собраний на всю свою жизнь». Для общины Хонор тоже стала немой. Когда кто-нибудь говорил что-то такое, что требовало ответа, она улыбалась и кивала. Джек по-прежнему требовал своего по ночам, но теперь уже не пытался доставить ей удовольствие, а лишь получал удовольствие сам. По мере того как живот Хонор рос, обретая сходство с твердой круглой тыквой, Джек стал тянуться к ней все реже и реже.