Последний побег

Она заглянула в спальню подруги. Белл спала на спине, укрытая стареньким одеялом с узором «Звезда Огайо», в котором красные и коричневые треугольники и квадраты складывались в восьмиконечные звезды. Однажды Хонор предложила зашить прорехи на разошедшихся швах, но Белл пожала плечами. «Только зря время тратить», — возразила она, не пускаясь в объяснения. Во сне лицо Белл казалось еще более худым, скулы выпирали наружу, под туго натянутой кожей проступали кости. Желтоватая кожа сделалась серой. Сейчас Белл напоминала покойницу. Хонор подавила рыдания и ушла.

Спустившись в кухню, она встала у плиты, глядя на кастрюлю с кукурузной кашей, которую приготовила им на завтрак. Сама Хонор встала три часа назад. Как обычно, ее разбудила Камфет. Покормив дочку, Хонор сварила кашу и решила дождаться, когда Белл проснется, чтобы вместе позавтракать. В последнее время Белл почти ничего не ела, но Хонор нравилось, когда они вместе сидят за столом. Однако теперь, когда Хонор увидела, в каком Белл состоянии, у нее пропал аппетит. Она накрыла кастрюлю тарелкой, чтобы каша не остывала.

Камфет спала в колыбельке. В кои-то веки Хонор жалела о том, что дочь спит. А то она бы взяла малышку на руки, и ей было бы не так страшно и одиноко. Хонор села на стул и закрыла глаза. В доме Белл ей редко выпадала возможность побыть в тишине. Погружаться в молчание в одиночку было гораздо труднее, чем на собраниях. Во всеобщем молчании чувствовалась сила, сосредоточенность и целенаправленное ожидание. А ее одиночное молчание ощущалось пустым и поверхностным, словно она искала без должных стараний. Или в неправильном месте.

Хонор сидела очень долго, пытаясь уловить это чувство погружения во внутренний свет, которого ей сейчас так не хватало. Но ее постоянно что-то отвлекало. Разные звуки, какие она обычно не замечала: шелест тлеющих угольков в печке, треск пересохшего дерева где-то в доме, топот копыт и скрип повозки снаружи. Хонор, размышляла об одеяльце для Камфет и подойдут ли для дочки розетки, которые она шила все лето.

Хонор услышала, как кто-то скребется в заднюю дверь. Сквозь небольшое окошко в верхней части двери виднелась коричневая фетровая шляпа, украшенная желтыми и оранжевыми кленовыми листьями.

— Быстрее впускай меня, — попросила миссис Рид. — Пока никто не заметил. — Она прошла мимо Хонор в кухню. — Закрой дверь, — велела она, потому что Хонор от удивления замерла на месте.

Миссис Рид была в мужском пальто и коричневой шали, накинутой сверху. Она протерла очки кончиком шали и оглядела кухню. Когда увидела колыбельку, ее лицо просветлело, а поджатые губы сложились в искреннюю улыбку. Было сразу понятно, что миссис Рид любит детей. Со взрослыми миссис Рид сурова и недоверчива, но при виде ребенка ее сердце тает. Она наклонилась над колыбелькой.

— Здравствуй, малышка. Спит, как маленький ангелочек. Хотя я знаю, какая ты шумная. Слышала про тебя. Камфет — хорошее имя. Мамина радость и утешение.

— Может, присядешь? — Хонор предложила миссис Рид кресло-качалку. Она очень надеялась, что посетительница не разбудит ее дочь. Когда Камфет не спит, разговаривать почти невозможно.

Миссис Рид не воспользовалась креслом-качалкой, а села на стул с прямой спинкой. Она явно пришла по делу, а не просто заглянула в гости. Однако не отказалась от кофе, подслащенного тростниковым сахаром.

— Что ты здесь делаешь, Хонор Брайт? — спросила миссис Рид после того, как отпила кофе, скривилась и положила себе еще сахара. — Ну, кроме того, что портишь хороший кофе. Я даже не знала, что ты сейчас тут, пока Верджини мне не сообщила. Я спрашивала о ребенке у Адама Кокса. Он сказал, что ребенок родился. Но не сказал, что ты в Веллингтоне.

— Как дочка Верджини? — поинтересовалась Хонор, меняя тему.

— Которая кашляла? Уже вылечилась. Перец чили прогонит любую простуду. Они задержались у меня на пару дней и отправились в Сандаски. Наверное, уже там. Если все будет нормально, скоро уедут в Канаду. Но ты не переводи разговор на другую тему. Я пришла не из-за них, а из-за тебя. Почему ты в Веллингтоне, а не с мужем на ферме? — Она пристально смотрела на Хонор.

Прямота миссис Рид не оставила Хонор выбора. Она должна ответить предельно честно.

— Хеймейкеры запрещали мне помогать беглецам, — произнесла Хонор. — Из-за этого я себя чувствовала чужой в их семье. И поняла, что всегда буду чужой.

Миссис Рид кивнула.

— Верджини мне так и сказала. Это единственная причина?

Хонор удивленно смотрела на гостью.