Последний порог

Затем профессор молча курил, думая о том, что о внешнеполитической концепции Добаи он от кого-то слышал и раньше. Но от кого? И вдруг вспомнил раннюю осень тридцать шестого года, виллу подполковника Вальтера фон Гуттена. Если его не подводит память, тогда там собралось довольно пестрое общество: генерал Хайду, Геза Бернат, несколько боевых друзей подполковника и кое-кто из молодежи.

Сам хозяин так излагал свою точку зрения: «Фюреру придется считаться с традиционным направлением нашей внешней политики, выражающейся в том, что территориальные притязания империи всегда простирались на Восток. Это устремление находит поддержку и у западных держав, так как уничтожение Советской России является для них жизненной необходимостью».

Генерал Хайду выразил свое мнение более радикально, сказав, что, если Гитлер пойдет на войну против Англии или Франции, это рано или поздно приведет Германию к гибели. И поэтому сами немцы должны выступить против такого столкновения, даже против Гитлера, если он решится на подобный шаг.

— Англия ведет войну, — услышал Эккер, отогнав от себя воспоминания, голос Добаи, — не против Германии, а против Гитлера, эсэсовцев и гестапо. — Эти слова тот произнес словно приговор.

— Скажите, Добаи, какого вы мнения о генерал-лейтенанте Аттиле Хайду?

— Я знаком с ним только по донесениям.

— Что вам о нем известно?

Добаи долго думал, что не понравилось Эккеру, однако он не торопил его.

— Насколько мне известно, генерал Хайду по своим взглядам антибольшевик. Я не знаю ни одного такого вопроса, в котором он был бы согласен с русскими. Он близкий друг графа Иштвана Бетлена, советник регента, несколько раз ему предлагали портфель военного министра, но он отказывался.

— Дальше, — попросил Эккер.

— Хайду — дипломат и политик: до тридцать седьмого года военный атташе в Лондоне, затем до сорок второго — в Анкаре. Вот и все, что я о нем знаю. После возвращения из Турции его произвели в генерал-лейтенанты, а вскоре после этого он ушел в отставку.

— Почему? Это интересно.

— Согласно сообщениям моих агентов, из-за несогласия с военной политикой Хорти. По мнению Хайду, Гитлера следовало заставить сначала заключить мирный договор с западными державами и уж только после этого нападать на Советский Союз, а Венгрии вообще нельзя было объявлять войну Англии и Америке.

— Хайду входил в число заговорщиков?

— Он — венгерский генерал.

— Знаю, но Вальтер фон Гуттен его родственник.

— Этого я не знал.

На следующий день во время допроса Эккер спросил, каким образом имя Милана Радовича попало в один из протоколов.

Сначала Добаи никак не мог припомнить это имя, но, немного подумав, сказал:

— Теперь вспомнил. Милан Радович — венгр, и, как мне кажется, я завербовал его:

— Что вам известно о его побеге?

— Побег устроил сам Гейдрих.

— Гейдрих? — удивился Эккер.

— Да. Но, насколько мне известно, его ловко перехитрили.

— Кто?

— Этого я не знаю. Вам, видимо, говорили, что Гейдрих не всех своих агентов заносил в официальные списки. Поэтому, когда он стал гауляйтером Праги, он через своих агентов был прекрасно осведомлен обо всем, что происходило в империи. Его агенты находились как в окружении Гиммлера и Бормана, так и в окружении Канариса.

— Назовите их.

— Их фамилии мне неизвестны, но я знаю, что такие были, да и сам Гейдрих не делал из этого тайны. Я лично даже могу допустить, что покушение на него организовали люди Гиммлера.

— А если это был Канарис? Мы точно выяснили, что покушение организовали в Лондоне. Мало вероятно, чтобы Гиммлер был в связи с Лондоном, а в отношении Канариса это вполне допустимо.

— Допустить все можно, — заметил Добаи, — только требуется еще доказать, что так оно и есть.

— Это верно. Однако вернемся к Радовичу. С какой целью Гейдрих организовал его побег? Подумайте.

— Я могу только догадываться.

— Хотел бы услышать, что это за догадка.