Последний Повелитель

Закрепиться было негде и нечем. Тогда Джафар подсунул под ремень колышки. Полегчало. Раньше висеть было мучительно больно, теперь стало просто больно. На лоб упала первая капля дождя.

— Что же ты, сука, делаешь?! — закричал Джафар, выдернул из трещины нож и рванулся вверх как в последний, решительный. Дважды оскальзывался, содрал в кровь ладони. Трещина всё расширялась. Последние метры полз вверх боком, упираясь в скалу подошвами ботинок и загривком, выкрикивая бессвязные ругательства, пятная скалу кровавыми отпечатками ладоней.

Джафар лежал на вершине. Тело сотрясалось от рыданий. Ливень бил в лицо, смешивался с кровью изодранных ладоней.

— Я дошёл, Гром, ты слышишь, я дошёл, — бормотал он, ловя губами дождевые капли. — Теперь мы справимся, я дошёл.

Напрягшись, перевернулся на спину, встал пошатываясь, стянул то, что осталось от куртки, подставил стёртую до крови спину дождю.

Дождь кончился, солнце клонилось к горизонту. Джафар то ли очнулся, то ли проснулся. Сел со стоном, непонимающе уставился на две верёвки, привязанные к поясу и уходящие вниз. Потом вспомнил, втянул наверх сначала пакет с вещами, затем жерди. Осмотрел площадку. Ни лифта, ни грузового лифта, ни павильончика над лестницей не было.

— Не может быть, как же так? — спросил он вслух, растерянно озираясь, и вдруг понял — всё это осталось на той части скалы, которая обвалилась, рухнула вниз, в долину. Медленно обошёл площадку по периметру. Потом осмотрел каждый метр. Машинально отметил в памяти несколько луж с водой, достаточно чистой, чтобы её можно было пить. «Гром бы на моём месте…» — подумал он и представил коренастую фигуру на краю скалы. Привычка мысленно советоваться с космодесантником стала уже второй натурой.

— Правильно сформулируй задачу, и в половине случаев увидишь ответ, — посоветовал Гром.

«Я хочу попасть на базу, — подумал Джафар. — На базу вела лестница. Лестницы больше нет. Может, и базы нет? Почему я решил, что база есть? Потому что увидел в скале дыру… Ду-рак! Трудно быть глупым. Всего-то делов — спуститься по верёвке. Неужели глупею? Может, это те самые необратимые изменения мозга начинаются? Тогда надо торопиться. Камилл говорил: „Торопиться — это не значит пороть горячку. Это значит не терять времени даром“ — так, кажется. Спуск — завтра, а сегодня зализываю раны».

На следующий день Джафар внимательно осмотрел каждый метр тонкой, полуторамиллиметровой верёвки, разрезал ножом жерди на части, связал из них нечто вроде люльки и спустился до прямоугольного отверстия в стене. Изготовление люльки с лебёдкой заняло 3 часа, сам спуск — меньше 5 минут. Одного взгляда было достаточно, чтобы похолодели руки, умерла надежда. Помещение, через которое прошёл разлом, было ангаром. Энергоцентрали больше не существовало. Аппаратуры нуль-т не существовало. Уцелела жилая и научная зоны, всё остальное рухнуло вниз, когда раскололась скала, было раздавлено, похоронено под десятками тысяч тонн каменного крошева. Джафар потерянно ходил по тёмным залам, зачем-то трогал выключатели. База была также мертва, как и его бункер. Даже ещё мертвее. В бункере работала энергосистема, работала аппаратура саркофага, посылал сигналы слабенький нуль-маячок. Здесь же несколько веков назад затухла последняя искорка электронной квазижизни.

— Один. Теперь я совсем один. Навсегда. — сказал Джафар. Стены ответили нестройным эхом. Джафар сел на пол, прислонился спиной к холодному пластику стены. В голове — холодная, чёрная пустота. В позвоночнике — холод, только сердце бьётся гулко, ненужно. Зачем? В этом мире — ни друзей, ни врагов. Все друзья умерли тысячу лет назад. Кому здесь нужна генная инженерия? Кто здесь знает, что такое дальний космос? Кому он вообще здесь нужен, дальний космос, дикарям с арбалетами? «Для чего я здесь? Что мне делать? Гром, что мне делать?»

Гром не ответил.