Последний поворот на Бруклин

Штампы в книжки Гарри ставил тщательно, молча, в том же состоянии самоуглубленности, что и все последнее время. Рабочие, разбирая свои плакаты и протягивая книжки, были серьезны и разговаривали еще меньше, чем прежде, а спокойное, тихое настроение Гарри позволило им игнорировать его, да и в пикете они ходили так же уныло, как делали всё прочее. Большинство из них уже пытались найти другую работу, но поскольку они бастовали, устроиться куда-либо было невозможно – компании полагали, что они уволятся, как только закончится забастовка, – и потому они ходили вокруг завода, кивали друг другу, доставали свои книжки, наливали чашку кофе или стакан пива, убирали свои плакаты, прощались и уходили с одним и тем же выражением отчаяния на лицах. После инцидента с грузовиками наряд полиции усилили, и люди сменялись таким образом, чтобы один полицейский дежурил не больше трех часов в неделю – в управлении полагали, что это предотвратит перерастание личных конфликтов, вызванных скукой и вынужденным бездельем, в серьезный инцидент; и потому полицейские стояли на посту, трепались друг с другом и, как и положено, настороженно и одновременно равнодушно наблюдали за забастовщиками.

На первой встрече после отпусков представители компании и профсоюза немного поговорили, ничего толком не сказав, потом решили через два дня встретиться еще раз. На новой встрече были обсуждены некоторые проблемы, после чего переговоры отложили на два дня. Три, а порой и четыре раза в неделю они встречались, клали свои портфели на длинный стол, садились друг против друга, доставали из портфелей свои бумаги и приступали к переговорам. Постепенно, в час по чайной ложке, они серьезно обсудили несколько спорных вопросов, препятствовавших завершению забастовки. Лето близилось к концу. У Харрингтона не было причин торопиться с прекращением забастовки – убедив всех остальных руководителей корпорации и членов переговорной комиссии в том, что компания в состоянии выдержать еще далеко не один месяц забастовки без существенного снижения чистого дохода, он считал, что давления, оказываемого на профсоюз, недостаточно для того, чтобы попытаться разделаться с Гарри, и был полон решимости отвергать любой вариант урегулирования конфликта до тех пор, пока не предпримет все возможное, чтобы все-таки от Гарри Блэка избавиться.

Профсоюз был отнюдь не против того, чтобы как можно скорее покончить с забастовкой, но только на его условиях: он должен был полностью контролировать программу социального обеспечения.

Хотя забастовка длилась уже много месяцев, руководители профсоюза не ощущали на себе никакого давления. Все шло гладко, и хотя их личные доходы снизились, поскольку с началом забастовки перестали поступать отчисления на программу соцобеспечения, средств, поступавших от других профсоюзов страны, вполне хватало на то, чтобы брать из этих пожертвований столь необходимые дополнительные денежные суммы. А рабочие еженедельно получали свои продуктовые наборы. Вероятно, кое-кто из них испытывал некоторый недостаток в деньгах, что было довольно огорчительно, однако забастовку можно было продолжать – причем в случае необходимости очень долго – до достижения соглашения, согласно которому профсоюз сохранил бы контроль над программой соцобеспечения. И потому ни одна из сторон не видела особого смысла в спешке.

Каждую субботу, перед раздачей продуктов, председатель – или какой-либо другой член стачечного комитета – произносил краткую речь. Они заверяли рабочих, что делают все возможное для прекращения забастовки – им, мол, известно, что люди хотят вернуться на работу; что они не в состоянии бастовать вечно; что кончаются деньги на их банковских счетах; и что во многих случаях их женам пришлось устроиться на работу, – однако, как заявляли при этом ораторы, им было известно и то, что на меньшее, чем приемлемый договор с приемлемой зарплатой, рабочие не согласятся, и они намерены позаботиться, чтобы рабочие своего добились. Они, мол, не намерены подписывать никакого полюбовного соглашения и позволять компании лишать рабочих куска хлеба… И группа поддержки свистела и кричала, и некоторые другие ей вторили, а оратор спускался со сцены и общался с рабочими, похлопывая их по спине, подбадривая и кивком приветствуя каждого, кто получал свой продуктовый набор.