Последний путь под венец

Круглова задумалась, и я поторопилась с ней распрощаться, но все-таки сделала себе зарубочку на память – надо будет посмотреть очередную Настину программу. А то наши беспардонные рекламные тетки, дай им руководство телевизионного заводоуправления свободу и волю, весь эфир превратят не то что в магазин на диване – в блошиный рынок на складном табурете!

Я положила трубку и прислушалась. Ирка в соседней комнате тоже висела на телефоне – устала дожидаться, пока я освобожусь, и сама себе нашла занятие. Я подтянула колени к подбородку и прижалась спиной к стене. Наклеенная над Масиной кроватью карта мира – нарядная, глянцевая, с просторно развернутыми полушариями – приятно холодила лопатки. Так, ну и что же мы на данный момент имеем тут, в этом лучшем из миров?

Итак, по порядку.

Сначала ко мне в дом пришел по какому-то важному делу рыжий юноша, и гостеприимная Ирка его впустила, но суть этого самого важного дела выяснить не успела, поскольку сразу вслед за юношей явился Помидорный Киллер. Невезучая – или, наоборот, везучая – Ирка получила резиновую пулю в бронированный корсет, Помидорного Киллера спугнула соседка, а рыжий юноша под шумок удрал, предположительно, прихватив с собой Масины копилки и мои ключи.

Это был, так сказать, первый акт Марлезонского балета.

Прелюдией ко второму акту стал зверский вой автомобильно-гаражной сигнализации, выманивший нас с Иркой из квартиры. И, пока мы победоносной шваброй наводили порядок в мире воображаемых животных, кто-то забрался в мою квартиру через балкон – ведь не сама же по себе оборвалась бельевая веревка!

Через балкон, скорее всего, забралась та самая баба, чью ругань случайно записала игрушечная собака. Эта самая баба старательно, но неумело искала в детской что-то маленькое.

Почему именно в детской? Или, правильнее сказать, почему только в детской?

Может быть, потому, что детская ближе всего к балконной двери, через которую неопытная домушница проникла в мою квартиру? Возможно, она только начала обыск с детской, намереваясь постепенно продвигаться дальше?

А почему же не продвинулась? А потому, что ей помешал кто-то, попавший в квартиру тоже незаконно, но более традиционным путем – через дверь, открыв ее ключами! И был это, похоже, наш рыжий юноша. Тот самый рыжий юноша, которого насмерть убило сковородкой в жилище нумизматического мастодонта Костина. Кто его убил, будут разбираться Сема и не-Сема, но наблюдательная бабка в ботах упоминала какую-то очковую змею, то есть женщину в темных очках.

«Шерше ля фам!» – в высшей степени многозначительно сказал мой внутренний голос.

И тут пришла Ирка. Она сунулась в комнату и обиженно спросила:

– Ну? Ты меня будешь слушать или нет?!

– Если ты скажешь, что я непременно должна выпить перед сном стакан кефира, то не буду, – ответила я.

– Слушать, а не слушаться! Это разные вещи! – Ирка зашла в комнату и села рядом со мной.

– Это вообще не вещи, это глаголы, – машинально поправила я.

– Не умничай, – сказала моя подруга. – Лучше послушай. Пока ты тут ерундой занималась, я обзвонила больницы, выясняя, где и с чем лежит господин Костин Игорь Николаевич. Тебе это интересно?

– Очень! – честно призналась я.

– Так вот, он лежит в краевой больнице, куда его перевезли из клиники имени Федина. Знаешь, с чем он лежит?

– С чем? – послушно повторила я.

– С вилкой в башке!

– Ух ты!

Сердце подпрыгнуло, как на батуте, и рухнуло вниз, придавив мочевой пузырь.

– Описаться можно! – точно в тему сказала Ирка, удивленно покрутив головой. – Один вилкой ранен, другой сковородкой убит! Кстати, рыжего перед этим еще лиможским блюдом оглушило. Не детектив, а посудо-хозяйственная сказка в стихах «Федорино горе», модернизированная версия для взрослых!

– Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.

Я отлепила спину от индонезийского полуострова и поежилась.

– Ирка, ты молодец, но ты совсем не ту параллель отметила! Вилкой в клинике Федина кто был ранен?

– Игорь Николаевич Костин, а что?

– А то, что это произошло в моей палате!

– Ух ты! – помолчав немного, повторила подруга.

Мы немного поухали и потаращились друг на друга, как две совы, а потом я с сожалением сказала:

– Значит, неправильно я его разбила.

– То лиможское блюдо?

– Блюдо не я, а вы с рыжим парнем разбили, вандалы и варвары! А я разбивала Марлезонский балет. На акты.

Я яростно потерла щеки.

– Я-то думала, что все началось с прихода к нам в дом рыжего парня, а оказывается – нет, не с него. Первым мне нанес визит в больничную палату мастодонт и корифей!

– Значит, мы на верном пути, – подумав тоже, сказала Ирка. – Тут точно что-то связано с деньгами.

– Все криминальные истории связаны с деньгами, – заметила я.

– Я имею в виду редкие деньги.

– Тридцать миллионов! – почему-то вспомнила я. – Весьма редкие деньги в наших широтах…

– Да я про монеты говорю! – рассердилась Ирка. – Ты тупишь.

– Сама ты тупишь. Малыш-Тупиш. Который хочет знать Главную Военную Тайну. И ящик печенья, и бочку…

– Кефира!

Ирка резко встала, и кровать облегченно крякнула, оборвав мой малоосмысленный поток сознания.